“Валерик” – о войне как неизбежном мировом зле

"Валерик" — одно из лучших произведений Лермонтова; это дружеское послание, в котором он говорит о своей душевной усталости, о своем одиночестве, а также о войне как неизбежном мировом зле. Он часто принимал участие в битвах с чеченцами; у него накопилось много впечатлений, и они просились на бумагу. В "Валерике" (1840 г.) Лермонтов так описывает смерть капитана, раненного в стычке с горцами:

Непосредственное влияние Марлинского тем более трудно допустить здесь, что "Валерик" писался в походе, под живым впечатлением пережитого боя, и не может быть, чтобы Лермонтов, искренний поэт, вставил в свой исторически правдивый рассказ о Валерикском сражении подробности, взятые у другого писателя. Не может быть, чтобы перед глазами поэта, когда из под его пера выливались бессмертные стихи "Валерика", стояла не только что виденная им картина кровавого боя, а незначительный эпизод из романа Марлинского; роман этот он читал в 1832 г., и весьма вероятно, что с тех пор не перечитывал его. Два месяца спустя после Валерикского сражения он писал А. А. Лопухину: "Когда мы увидимся, я тебе расскажу подробности очень интересные" (IV, 339—340). Он желал бы многим поделиться с близкими, но начальство запрещало касаться в письмах военных действий. "Описывать экспедиции не велят", говорит он Лопухину в другом письме того же года и пишет далее: "Может быть, когда-нибудь я засяду у твоего камина и расскажу тебе долгие труды, ночные схватки, утомительные перестрелки, все картины военной жизни, которых я был свидетелем" (IV, 340). И вот в "Валерике" он излил всю душу. Когда он писал, в его уме теснились недавно пережитые, незабываемые картины; он брал из них самые яркие, и мы не допускаем, чтобы над ними доминировало не то, что он видел, что поразило его, а то, что он мельком прочел когда-то. "Валерик" посвящен Варваре Лопухиной; к ней он обращается в начале и в конце поэмы; это его исповедь; недаром называет он "Валерик" "безыскусственным рассказом" (II, 305).

Сходство картин Марлинского и Лермонтова мы объясняем тем, что оба они писали с натуры. Подобные сцены видел, конечно, всякий, кто так часто, как они, участвовал в боях.

В письме к С. А. Раевскому (1837 г.) Лермонтов сообщает: "Начал учиться по-татарски — язык, который здесь, и вообще в Азии, необходим, как французский в Европе, — да жаль, теперь не доучусь, а впоследствии могло бы пригодиться" (IV, 330). Это сравнение татарского языка с французским взято им из прочитанного некогда рассказа Марлинского "Красное покрывало": "Татарский язык Закавказского Края мало отличен от турецкого, и с ним, как с французским в Европе, можно пройти из конца в конец всю Азию" (Соч., 1847 г., I, ч. II, 114). Сравнение Марлинского метко, и, может быть, на Кавказе в то время многие употребляли его.