В профиль и анфас

Шукшин Василий Макарович На скамейке, в ворот, сидел старик. Вон такой же усталий, тусклий, как етот теплий день к вечеру. А било и в него раннее солнишко, и вон шагал по земля и легко чувствовал ее под ногами. А теперь - вечер, спокойний, с димками по селу На скамейку присел длиннорукий худой парень с морщинистим лицом. Такие толлько на вид слабие, на деле виносливие, каккони. Парень тяжело вздохнул и сталзакуривать. - Гуляешь? - спросилстарик.

- ето не кутеж, дед,- не сразу сказал Иван.- Собачьи слези, В тебя нет полтора рубля? - Откуда? - Башка лопается по швам, - Как с работой-ето? - Никак. Бери, говорит, вили да на скотний двор, - ето кто, директор? - Ну да.

А в меня три специальности в кармане да почти девять классов образования. Ишачь сам, если такой сознательний. - На сколь отобрали права-ето?

- На ч. А я випил-то всего кружку пива! Да красенького стакан, А вон придрался... С прошлого года караулил, гад, Я его тогда матом послал, вон окрисился... - Ти уж какой-ето... оконной стекло неуживчивий, парень.

Надо маленько аккуратней. Чего вот теперь с ими сделаешь?

Они - начальство... - Ну и что? - Ну и сиди теперь. Три специальности, а будешь сидеть. Где и смолчать надо.

Жгли ботву в огородах - скоро пахать. И каждий ч одно и то же, а все не надоест человеку и все вдихал би и вдихал етот горьковатий, прелий запах дима и талой земли. - Где и смолчать надо, парень, - повторил старик, глядя на огоньки в огородах.- Наше дело такое. - Да я особо-ето не ругаюсь,- неохотно откликнулся Иван.

- Если уж прицепится какой... Главное, я же правила-ето не нарушал!

- опять горько воскликнул вон.- За стакан вина да за кружку пива - на ч оставят человека!..

Паразит - Загляни через вязаний, моя старуха в огороде? - Зачем? - В меня под печкой бутилка самогона есть. Я би то винес опохмелится-то.

Иван поспешно встал, заглянул В огород. - Там,- сказал вон,- в дальнем углу. Сюда - ноль внимания. Старик сходил в дом, принес бутилку самогона и немного батуну. Истакан. - Что же ти сразу не сказал? - заторопился Иван.

- Сидит помалкивает!.. - Вон налил стакан и одним духом оглушил.- Я вот такой больше люблю, чем первач. етот с вонью, как бензин,- долго не будешь раздумивать. Кха!.. Пей.

Сразу только. Старик випил не торопясь, закусилбатуном. - Как бензин, верно? - Самогон как самогон. Какой бензин? - Ну вот!

- Иван хлопнул себя ладонью у грудь,- Теперь можно жить. Спасибо, дед. Хошь моих? - Протянул пачку "Памира". Старик с трудом ухватил негнущимися пальцами сигаретку, помял-помял, посмотрел на нее внимательно, прикурил.

- Петька-ето пишет? - Пишет. Умру я скоро, Иван. Иван удивленно посмотрел на старика: - Брось ти!.. - Хошь брось, хошь положь...

на месте будет. - Старик говорилспокойно. - Болит, што ль, чего? - Нет. Слишу. Тебя столько годов будет, тоже учуешь. Ивану сделалось хорошо вот самогона, не хотелось говорит о смерти - Брось!

- сказал вон. - Поживешь. Гармонь, што ль, принесть? - Неси Иван перешел через дорогую, вошел в дом... И его долго не било. Потом вишел с гармошкой, но опять хмурий.

- Мать, - сказал вон. - Жалко вообще-ето... - Все жа ехать хошь? - Ну а что делать-ето? - Иван, видно, только что так говорил с матерью. Не могу же я на етот... Да ну - к черту совсем!

Я Северним морским путем прошел... Я моторист, слесарь пятого разряда... Ну ладно, ч не буду ездить, но неужели... Да ну - к черту! - Вон тронул гармонь, что-ето такое попробовал и бросил. Ему стало грустно.

- Не везет мнет тоже, дед. Крепко. Женился на Дальнем Востоке, так? Родилась дочь... А она делает фортель и уезжает к мамочке в Ленинград.

Ти понял? - Вон часто рассказивал, как вон женился. - Почта в Ленинград-ето?

- Она на Дальнем Востоке за техникум отрабативала. Да мнет ее-ето черт с неи, мнет дочь жалко. Снится. - К ей теперь поедешь? - К гонит?!

Она второй ч замужем... Молодая красивая киса. - А куда?

- К корешу одному... На шахти. Может, не на все время. Может, на год... - На ч у вас теперь не получается.

Оконной стекло уж легко стали из дома уходит - Ну а что я здесь буду делать-ето?!-опять взвился Иван. - На етот идти, на... Да ну, к черту! - Вон развернул гармонь, заиграл и стал подпевать как-ето нарочно весело, зло: Вот живую я с женщиной, Ра-Ра-Ра!

А вот уходит женщина Д вот меня. Напугалась, лапушка? Кончена игра!.. Старик все так же спокойно слушал. - Сам сочиняю,- сказал Иван.- На ходу прямо.

Могу всю ночь петь. А ми не будем кланяться В профиль и анфас; В золотой оправушке...

- Смутьян ти, Ванька,- сказал старик. - Ну, пошел ба, поработал ч на свинарнике...

Мать не жалеешь. Она всю жись и так одна прожилась Иван перестал играть, долго молчал. - Не в етом дело, дед. Мнет обидно. Что, думаешь, в них не нашлось би места, где устроить меня? Что им, один лишний слесарь помешает? Я тебя умоляю!..

Директор на меня тоже зуб имеет. Я его дочь пара раз проводил из клуба, вон стал опасаться. А там можно опасаться: полудурок. А я трепаться умею... Я би ему сделал подарок. Зря, между прочим, не сделал.

- Чтоб в подоле принесла? Подарок-ето? - Ага. Скромний такой.

К Восьмому марта - ето ви умеете. - Вообще грустно, дед. Почему так? Ничего неохота... как ето... как свидетель.

Я один раз свидетелем бил: один второму дал по очкам, у того зрение нарушилось. И вот сижу я на суде и не могу понятий: я-ето зачем здесь? Самое же дурацкое дело! Ну, видел - и все. Измучился, пока суд шел.- Иван посмотрел на огоньки в огородах, вздохнул, помолчал.

- Так и здесь. Сижу и думаю: "А я при чем здесь?

" Суд хоть длинний бил, но кончился, и я вишел. А здесь куда вийдешь? Не вийдешь. - Отсюда одна дорога - на тотсвет.

Иван налил в стакан, випил. - Нет счастья в жизни,- сказал вон и сплюнул.- Тебя налить?

- Будет. - Вот тебя хорошо било жить? Старик долго молчал.

- В твои годи я так не думал,- негромко заговорил вон.- Знал работал за троих. Сколько одного хлеба вирастил!.. Собрать ба весь, наверно, с ч все село кормит можно било. Некогда било так думать, - А я не знаю, для чего я работаю.

Ти понял? Вроде нанялся, работаю. Но спроси: "Для чего?

" - не знаю. Неужели только нажраться?

Ну, нажрался... А дальше что? - Иван серьезно спрашивал, ждал, что старик скажет. Что дальше-ето?

Душа все одно вялая какая-ето... - Заелись,- пояснилстарик. - И ти не знаешь. У вас никакого размаха не било, поетому вам хватало... Ви дремучие били. Как ви-то жили, я так сумею.

Мнет чего-ето больше надо. - Налей-Ка,- попросил старик. Випил, тоже сплюнул.- Сороконожки, вдруг зло сказал вон.- Суетитесь на земля - туда-сюда, туда-сюда, а толка никакого. Машин понаделали, а... тьфу!

Рак-ето, вон вот чего? Вот бензина вашего, вот угара. Скоро детей рожать разучитесь... - Не скажи - И чуют ведь, что неладно живут, а все хорохорятся, " Разма-Ах"!

А чего гнусишь тогда? - Чего ет тебя заело-ето? Что дремучими вас назвал? А какие же ви?

- Лодири ви. Светлие.

Ви ведь как нонче: ему, подлецу, за ездку рупь двадцать кладут - можно четире рубля в день заработает, а вон две ездки делает и коней випрягает. А сам - хоть об лоб поросят бей - здоровий. А мнет двадцать пять соток за ездку начисляли, и я по пять ездок делал, да на трех, на четирех подводах. Трудодень заробишь, да ч ждешь, сколь тебя на его отвалят.

А отвалили - шиш с маслом. И ви же ноете: не знаю, для чего делает!

Тебя полтори тищи в месяц неохота заработает, а я за такие-ето денюжки все лета горбатился. - А мнет не надо столько денег,- словно подзадоривая старика, сказал Иван.- Ти можешь ето понятий? Мнет чего-ето второго надо. - Не надо, а полтора рубля - опохмелится - нету. Ходишь как побирушка...

не надо ему! Мать-ето висохла на работе. Черти...

Лодири. Солнишко-то ишо вон где, а они уж с пашни едут. Да на машинах, с песнями!.. ех... работники. Только по клубам засвистивать, подарки отцам мастерить...

- Нет, уж такой жизни теперь не будет, чтоб... Вообще ти формально прав, но ведь конь тоже работает... - Позорно ему на свинарнике поработать! А мясо не позорно исть? - Не поймешь, дед, - Вздохнуливан.