Каждый слой в структуре литературного произведения — и его ритмическая организация, и сюжет, и герои—представляет собой двуединство «события, о котором рассказано» и «события самого рассказывания»: с одной стороны, изображаемого движения жизни, действующих лиц, а с другой, наполненных всем этим «слов», которые в своих качественно новых изобразительно-выразительных, повествовательных, личностно-характерологических значениях становятся не сообщением об изображаемых событиях, но формой их существования, жизнью, запечатленной в слове. Все эти слои — специфическое выражение и воплощение целостного смысла. Материальным фундаментом возникновения и существования этого целостного смысла является динамическая взаимосвязь каждого слоя художественного произведения со всеми другими, причем — и это особенно важно — взаимосвязь, проникающая вовнутрь—каждого слоя; поэтому можно говорить о необходимости целостного анализа каждого элемента, и слоя литературного произведения.
О целостном анализе все чаще идет речь в литературоведческих работах последнего времени. Вместе с тем порой высказываются сомнения в правомерности этого сочетания: ведь понятие «анализ» необходимо предполагает расчленение, обращение к отдельным элементам, частям и т. д. В связи с этим важно подчеркнуть, что целостный анализ не противостоя необходимости аналитического членения и не означает, что единственно возможным объектом его является сразу все произведение. Точно так же определение «целостный» не связано и с каким-то особым путем или способом анализа (по ходу развертывания действия, «вслед за автором», по ходу читательского восприятия и т. п.).
Речь идет не о предмете и не о способе, а о методологическом принципе анализа, который предполагает, что каждый выделяемый в процессе изучения значимый элемент литературного произведения должен рассматриваться как определенный момент становления и развертывания художественного целого, как своеобразное выражение внутреннего единства, общей идеи и организующих принципов произведения. Каждый значимый элемент истинно художественного произведения именно потому необходим и незаменим, что в нем непременно воплощается смысловое единство целого, причем воплощается каждый раз по-особому, индивидуально.
Подчеркнем еще раз: этот просвечивающий в каждом значимом элементе смысл принадлежит целому, а не элементу или части самим по себе; материальным фундаментом его возникновения и существования являются те диалектические взаимосвязи, которые не просто соединяют различные части произведения друг с Другом, но проникают вовнутрь каждого элемента, определяют его индивидуальный смысл, так что за пределами данного целого элемент этот в таком же качестве просто не .существует. Такая природа органического единства литературного произведения и каждого его значимого элемента как раз и требует, чтобы любая исследовательская операция, направленная на этот специфический объект, представляла собой единство анализа и синтеза — диалектическое единство этих противоположностей, и стремится выразить противоречивое терминологическое сочетание — целостный анализ.
Пути и способы такого анализа могут быть самыми различными, они не поддаются какой-либо рецептурной схематизации. Можно говорить, например, о последовательном анализе, рассматривающем произведение по ходу его естественного развертывания в читательском восприятии, о сообразном анализе, опирающемся, прежде всего на систему образов-характеров, образов-изображений природы и т. п., о тематическом анализе, выделяющем отдельные художественные темы произведений. В принципе все эти пути равно возможны и целесообразны, но вместе с тем ни один из них не имеет оснований на монопольное присвоение себе преимущественных прав на целостность. Определение «целостный» имеет в виду общий принцип любого анализа постольку, поскольку его предметом является эстетический организм. Этот принцип обязывает исследователя «в любом мгновении видеть вечность» (В. Блейк), в выделяемой в процессе анализа значимой части литературного произведения — своеобразно воплотившееся в ней содержательное богатство одного из моментов становления целостного художественного мира.
Вместе с тем можно утверждать, что трехступенчатая система отношений: возникновение целостности — развертывание ее — завершение целостности, о которой уже говорилось, должна так или иначе отразиться в любом-способе аналитического изучения художественных произведений. Необходимо каким-то образом «войти» в художественную целостность и, рассматривая какие-то отдельные ее элементы или стороны, уловить «в снятом виде» их внутренние взаимосвязи с другими элементами и тем самым сформировать начальное представление об общей идее и организующих принципах строения целого. На следующем этапе рассматривается богатство проявлений этой общей идеи в различных элементах развертывания целого; при этом анализ должен пройти «между Сциллой и Харибдой» — преодолеть угрозу механического подведения различных элементов под общий смысловой знаменатель (единство без многообразия) и еще более распространенную угрозу обособленного рассмотрения различных элементов целого (многообразие без единства). Если эти «угрозы» успешно преодолены, на третьем этапе открывается возможность завершено рассмотреть общий смысл художественного целого именно как единство многообразия. Такое завершение должно будет вместе с тем открыть глубину и внутреннюю неисчерпаемость истинно художественных созданий в их индивидуальной неповторимости.
Особенно сложно раскрыть воссоздание целостности мира в целостности произведения, когда мы обращаемся к лирике. Ведь она выражает состояние мира в единстве предельно конкретного человеческого переживания, воплощенного в стихе, в поэтическом слове. Здесь особенно трудно совместить «макрокосмический» и «микрокосмический» планы анализа, особенно велики опасности либо замкнуться в перечислении отдельных особенностей стиха, либо, наоборот, оторвать поэтический смысл и лирическое переживание от конкретных форм их бытия в слове.
