Рабство и свобода – главные антиномии поэмы Лермонтова «Демон»

Невозможность обретения подлинно высокой жизненной цели, счастья вне связи с общим миропорядком переключала сюжетно-психологическое и нравственно-философское содержание поэмы в иной «регистр», связанный с проблемами социальными, конкретно-историческими, к которым современные Лермонтову читатели были особенно чутки.

Рабство и свобода — одна из главных антиномий поэмы Лермонтова и русской действительности 30-х годов. Трагический исход борьбы Демона был необыкновенно созвучен эпохе несбывшихся, обманутых надежд. «Бедный! Больной, несчастный век!» — восклицал в одном из своих писем 1836 г. Н.В. Станкевич. Но здесь же молодой философ писал о том, что усиленная работа мысли в недрах общества «восстанавливает убеждения и обещает возрождение». Мотив возрождения, надежды на него при всей безысходности и трагичности положения прямо перекликается с содержанием лермонтовской поэмы. Значение «Демона» как поэтически-обобщенного свидетельства эпохи становится особенно наглядным при сопоставлении его социально-исторического подтекста с духовной эволюцией на рубеже 30—40-х годов Белинского. Творчество поэта способствовало преодолению духовного кризиса, переживавшегося великим критиком в 1837—1840 годах. Освобождение Белинского от уз «примирения», реабилитация им отрицания и активной борьбы протекали не только под влиянием Лермонтова. Но творчеству Лермонтова, и особенно его Демону, в этом процессе принадлежало одно из первых мест. В начале 1842 г. критик писал Боткину о своем понимании «Демона»: «... содержание, добытое со дна глубочайшей и могущественнейшей натуры, исполинский взмах, демонский полет — с небом гордая вражда — все это заставляет думать, что мы лишились в Лермонтове поэта, который по содержанию шагнул бы дальше Пушкина». По мнению критика, Демон «отрицает для утверждения, разрушает для созидания... Это Демон движения, вечного обновления, вечного возрождения».

Лермонтовский Демон — это и внутреннее противоречивое конкретно-личностное сознание; и художественное воплощение трагических исканий современников поэта, их обретений и потерь; и символико-философское отражение глубинной сущности человеческого духа, человеческого рода в процессе его бесконечного и трудного познания мира с целью его пересоздания и «очеловечивания». Не случайно существующий «Божий мир», правда сущего не просто отрицается лермонтовским героем, а служит для него и предметом «жадного познанья» как нечто непреложно и объективно существующее. Еще более объективен в рассмотрении правд героя и противостоящего ему мироздания автор поэмы, чья правда не совпадает целиком ни с правдой существующего мира, ни с правдой Демона. Для автора поэмы «вечный ропот человека», воплощенный в образе Демона, его бунтарское противостояние «внечеловечной» гармонии «Божия мира» — равноправное слагаемое становящегося нового миропорядка, отличного от существующего. Однако при этом автор не сливается целиком со своим романтическим героем-индивидуалистом, с его безграничным своеволием. В столкновении правд героя и мира изменению подлежит не только мир, но и герой. Мир, универсум, должен стать более человечным, человек — более мирообъемлющим. Отсюда усиление в романтизме «Демона» не только субъективного, но и объективного начала, что придает ему новое качественное своеобразие.

Контрапунктное столкновение в «Демоне» взаимоисключающих и взаимосвязанных правд, полисемантичность образа главного героя послужили основной причиной множества полярно расходящихся интерпретаций этого выдающегося произведения русской и мировой литературы не только в критике и литературоведении, но и при переводах поэмы на язык других видов искусств. Наибольшую известность получили посвященные «Демону» картины и иллюстрации к поэме М.А. Врубеля, одноименная опера А.Г. Рубинштейна, симфония Э.Ф. Направника.

Литература: