Вскоре после крестьянской реформы 1861 года в России наступили «трудные времена». Начались преследования и аресты. Сослан в Сибирь поэт М. Л.
Михайлов, арестован Д. И. Писарев. Летом 1862 года заключен в Петропавловскую крепость Чернышевский. Нравственно чуткий Некрасов испытывал неловкость перед друзьями, их драматическая судьба была для него укоризной. В одну из бессонных ночей, в нелегких раздумьях о себе и опальных друзьях выплакалась у Некрасова великая «песнь покаяния» - лирическая поэма «Рыцарь на час». Когда он писал ее, вспомнились задевшие его в свое время в письме покойного Добролюбова от 23 августа 1860 года укор и упрек: «И подумал я: вот человек - темперамент у него горячий, храбрости довольно, воля твердая, умом не обижен, здоровье от природы богатырское, и всю жизнь томится желанием какого-то дела, честного, хорошего дела...
Только бы и быть ему Гарибальди в своем месте». Ушел из жизни Добролюбов, сгорев на подвижнической журнальной работе, попал в крепость Чернышевский... А Некрасову стать «русским Гарибальди» так и не пришлось. И не потому, что не хватало твердости воли и силы характера: обостренным чутьем народного поэта он ощущал неизбежный трагизм революционного подвига в России. Подвиг этот требовал безоглядной веры.
У Некрасова такой веры не было. А революционное «рыцарство» с оглядкой неминуемо оказывалось «рыцарством на час»: Суждены вам благие порывы, Но свершить ничего не дано...
Осенью 1862 года в тяжелом настроении (под угрозой оказалось существование «Современника», пошло на спад крестьянское движение, подавляемое энергичными усилиями правительства) поэт навестил родные места: побывал в Грешневе и в соседнем Аб`акумцеве на могиле матери. Итогом всех этих событий и переживаний явилась поэма «Рыцарь на час» - одно из самых проникновенных произведений Некрасова о сыновней любви к матери, перерастающей в любовь к родине. Настроения героя поэмы оказались созвучными многим поколениям русской интеллигенции, наделенной жгучей совестливостью, жаждущей деятельности, но не находящей ни в себе, ни вокруг себя прочной опоры для деятельного добра или для революционного подвига.
Поэму эту Некрасов очень любил и читал всегда «со слезами в голосе». Сохранилось воспоминание, что вернувшийся из ссылки Чернышевский, читая «Рыцаря на час», «не выдержал и разрыдался». Польское восстание в 1863 году, жестоко подавленное правительственными войсками, подтолкнуло придворные круги к реакции.
В обстановке спада крестьянского движения некоторая часть революционной интеллигенции потеряла веру в народ, в его творческие возможности. На страницах демократического журнала «Русское слово» стали появляться статьи, в которых народ обвинялся в грубости, тупости, невежестве. Чуть позднее и Чернышевский в «Прологе» устами Волгина произнес горькие слова о «жалкой нации» - «снизу доверху все сплошь рабы». В этих условиях Некрасов приступил к работе над новым произведением, исполненным светлой веры и доброй надежды,- к поэме «Мороз, Красный нос».
Центральное событие «Мороза» - смерть крестьянина, и действие в поэме не выходит за пределы одной крестьянской семьи. В то же время и в России, и за рубежом ее считают поэмой эпической. На первый взгляд, это парадокс, так как классическая эстетика считала зерном эпической поэмы конфликт общенационального масштаба, воспевание великого исторического события, имевшего влияние на судьбу нации.
Однако, сузив круг действия в поэме, Некрасов не только не ограничил, но укрупнил ее проблематику. Ведь событие, связанное со смертью крестьянина, с потерей «кормильца и надежи семьи», уходит своими корнями едва ли не в тысячелетний национальный опыт, намекает невольно на многовековые наши потрясения. Некрасовская мысль развивается здесь в русле довольно устойчивой, а в XIX веке чрезвычайно живой литературной традиции.
Семья - основа национальной жизни. Эту связь семьи и нации глубоко чувствовали творцы нашего эпоса от Некрасова до Льва Толстого. Идея семейного, родственного единения возникла перед нами как самая насущная еще на заре русской истории. И первыми русскими святыми оказались не герои-воины, а скромные князья, братья Борис и Глеб, убиенные окаянным Святополком. Уже тогда ценности братской, родственной любви возводились у нас в степень национального идеала. Крестьянская семья в поэме Некрасова - частица всероссийского мира: мысль о Дарье переходит естественно в думу о «величавой славянке», усопший Прокл подобен крестьянскому богатырю Микуле Селяниновичу: Большие, с мозолями руки, Подъявшие много труда, Красивое, чуждое муки Лицо - и до рук борода. Столь же величав и отец Прокла, скорбно застывший на могильном бугре: Высокий, седой, сухопарый, Без шапки, недвижно-немой, Как памятник, дедушка старый Стоял на могиле родной!
«У великого народа - своя история, а в истории - свои критические моменты, по которым можно судить о силе и величии его духа,- писал Белинский.- Дух народа, как и дух частного человека, высказывается вполне в критические моменты, по которым можно безошибочно судить не только о его силе, но и о молодости и свежести его сил». С XIII по XX век русская земля по меньшей мере раз в столетие подвергалась опустошительному нашествию. Событие, случившееся в крестьянской семье, потерявшей кормильца, как в капле воды отражает исторические беды российской женщины-матери. Горе Дарьи торжественно называется в поэме как «великое горе вдовицы и матери малых сирот».
Великое - потому что за ним трагедия многих поколений русских женщин - невест, жен, сестер и матерей. За ним - историческая судьба России: невосполнимые потери лучших национальных сил в опустошительных войнах, в социальных катастрофах веками отзывались сиротской скорбью прежде всего в наших семьях. Сквозь бытовой сюжет просвечивает у Некрасова эпическое событие. Испытывая на прочность крестьянский семейный союз, показывая семью в момент драматического потрясения ее устоев, Некрасов держит в уме общенародные испытания. «Века протекали! » В поэме это не простая поэтическая декларация: всем содержанием, всем метафорическим миром поэмы Некрасов выводит сиюминутные события к вековому течению российской истории, крестьянский быт - к всенародному бытию. Вспомним глаза плачущей Дарьи, как бы растворяющиеся в сером, пасмурном небе, плачущем ненастным дождем.
А потом они сравниваются с хлебным полем, истекающим перезревшими зернами-слезами. Вспомним, что эти слезы застывают в круглые и плотные жемчужины, сосульками повисают на ресницах, как на карнизах окон деревенских изб: Кругом - поглядеть нету мочи, Равнина в алмазах блестит... У Дарьи слезами наполнились очи - Должно быть, их солнце слепит... Только эпический поэт мог дерзко соотнести снежную равнину в алмазах с очами Дарьи в слезах. Образный строй «Мороза» держится на этих широких метафорах, выводящих бытовые факты к всенародному бытию. К горю крестьянской семьи по-народному прислушлива в поэме природа: как живое существо, она отзывается на происходящие события, вторит крестьянским плачам суровым воем метелицы, сопутствует мечтам народным колдовскими чарами Мороза. Смерть крестьянина потрясает весь космос крестьянской жизни, приводит в движение скрытые в нем духовные силы.
Конкретно-бытовые образы, не теряя своей заземленности, изнутри озвучиваются песенным, былинным началом. «Поработав в земле», Прокл оставляет ее сиротою - и вот она «ложится крестами», священная Мать - сыра земля. И Савраска осиротел без своего хозяина, как богатырский конь без Микулы Селяниновича. За трагедией одной крестьянской семьи - судьба всего народа русского. Мы видим, как ведет себя он в тягчайших исторических испытаниях.
Смертельный нанесен удар: существование семьи кажется безысходным. Как же одолевает народный «мир» неутешное горе? Что помогает ему выстоять в трагических обстоятельствах? Обратим внимание: в тяжелом несчастье домочадцы менее всего думают о себе, менее всего носятся со своим горем.
Никаких претензий к миру, никакого ропота, стенаний или озлобления. Горе отступает перед всепоглощающим чувством жалости и сострадания к ушедшему человеку вплоть до желания воскресить Прокла ласковым, приветливым словом: Сплесни, ненаглядный, руками, Сокольим глазком посмотри, Тряхни шелковыми кудрями, Сахарны уста раствори! Так же встречает беду и овдовевшая Дарья. Не о себе она печется, но, «полная мыслью о муже, зовет его, с ним говорит». Мечтая о свадьбе сына, она предвкушает не свое счастье только, а счастье любимого Прокла, обращается к умершему мужу как к живому, радуется его радостью. Сколько в ее словах домашнего тепла и ласковой, охранительной участливости по отношению к близкому человеку. Но такая же теплая, родственная любовь распространяется у нее и на «дальних» - на усопшую схимницу, например, случайно встреченную в монастыре: В личико долго глядела я: Всех ты моложе, нарядней, милей, Ты меж сестер словно горлинка белая Промежду сизых, простых голубей..
Страницы: 1 2
