Рад Вас приветствовать, уважаемые читатели. Я считаю, что, за сколько лет работы в школе мне повезло попасть на адрес: http://free-vulcan-club.com/attila и испробовать себя в азартных играх. Теперь, всего пару часов в день играю, а потом сажусь и пишу для вас интересный материал. Сегодня публикую статью об важных моментах окончания драматургии 30-х годов.

Если в творчестве А. Афиногенова и А. Арбузова этические конфликты обретали преимущественно ос­тродраматическое воплощение, то в пьесе Виктора Гу­сева «Слава» (1936) при решении тех же противоречий преобладала лирическая тональность.

Погоня за личной славой и тяжелый опасный труд- подвиг во имя спасения людей — таковы полярные жизненные позиции двух центральных персонажей пьесы. Кого из двух друзей пошлют на смертельно опасное задание — остановить взрывом лавину в горах, грозящую смести поселок и гидростанцию? Мотылькова — «самого обыкновенного, ничем не отмеченного в жизни москвича», человека, сознающего всю опас­ность этого предприятия, но готового выполнить свой долг по спасению людей без выспренных фраз и пафо­са? Или Маяка, для которого в тот момент забрезжила слава и вся жизнь как бы сконцентрировалась в одной точке: «Для меня сейчас в этом деле все — или я лечу, или я окончен».

Героический, самоотверженный труд для людей, во имя людей, смерть (если иначе нельзя) с мыслью о лю­дях, об их будущем — вот тот тип характера, который прославляет В. Гусев в своей пьесе.

Постижение природы конфликтов, характерных для 30-х годов, шло различными путями, порождая много­образие жанров: от трагедии до комедии, от героиче­ской драмы до лирического водевиля.

Конфликт двух миров все чаще трактуется драма­тургами как противоречие между нарождающимся со­циалистическим укладом и старыми, уходящими в про­шлое нравами, убеждениями, бытом.

Подводя итоги общей эволюции драматургии 30-х годов, можно сделать в целом позитивные вы­воды, ибо ей были подвластны широкие социально- исторические перспективы: постижение движения больших масс и в то же время исследование души, сердца человека — строителя социализма. Именно в эти годы закладывались новые традиции, которые многое определят в развитии драматургии последу­ющих лет.

Оценивая эпоху 30-х годов, Леонид Леонов говорил: «Жизнь текла бурно. При громадной, порой вулканиче­ской температуре... шли очень большие, стремительные накопления. Жизнь советской литературы тех лет, не­смотря на промахи, завихрения, мне представляется сплошным монолитным куском, на который смело мож­но опереться тем, кто будет потом. Жизнь являла оби­лие новых и разнородных явлений, писатели жадно впитывали неведомое».

Если посмотреть, к каким результатам пришла со­ветская литература за эти десять лет своего развития, то итог будет весьма внушительным. Утверждая новые гу­манистические идеалы, писатели 30-х годов существен­но углубили принцип историзма в постижении как соци­ально характерного, так и национально особенного. Развивая мировое эстетическое наследие, художники решительно обновляли арсенал психологического ана­лиза, исследуя не только внутренний мир отдельной личности, но главное — психологию коллективов, боль­ших масс людей, потянувшихся к историческому твор­честву.