Поэма «Демон» — произведение всей творческой жизни Лермонтова. Она имеет 8 редакций. Первая изних начата в 1829 г., последняя завершена в начале 1839 г. В основу сюжета поэмы положен библейский миф о падшем ангеле, восставшем против Бога, изгнанном за это из рая и превратившемся в духа зла. В художественной разработке образа «духа отрицанья и сомненья» Лермонтов имел немало предшественников. Это Сатана из поэмы Мильтона «Потерянный рай», Мефистофель из гетевского «Фауста», Люцифер из мистерии Байрона «Каин», падший дух из поэмы Виньи «Элоа», демон из стихотворений Пушкина «Демон» и «Ангел» и др. Вступая в творческое соревнование с литературными корифеями, Лермонтов поразительно рано наметил свою трактовку этого мирового образа, от редакции к редакции углубляя и совершенствуя его раскрытие.
Образно-смысловая структура «Демона» содержит в себе различные пласты и уровни. Их переплетение и взаимодействие обусловлено прежде всего смысловым богатством образа главного героя. Одним из отличий Демона от его литературных собратьев является многосторонность этого образа. Демон мятежен, непримирим, как мильтоновский Сатана. Он знающ и мудр, как байроновский Люцифер. По мощи отрицания он превосходит гетевского Мефистофеля. Он еще более соблазнительно прекрасен и вместе с тем коварен, чем герой Виньи. Но в нем есть к тому же неведомая этим героям неудовлетворенность — не только миром, но и самим собой. Вместе с отрицанием и навязанным ему злом в нем живет жажда идеала. Лермонтовский Демон воплощает в себе и мощь свободного разума, и другую созидательную и разрушительную силу — страсть. Противоречивое единство этих начал, напряженная жизнь духа, неискоренимое стремление к восстановлению гармонии, связи с миром, природой, людьми — и невозможность его осуществления сообщают этому образу не только трагизм, но и необыкновенную динамичность.
Сложен и образ героини. Прежде всего образ Тамары воплощает в себе черты национального характера, отражая во многом драматизм положения и судьбы женщины в феодальной Грузии. В то же время он выступает как воплощение земной человеческой красоты в ее хрупкости и неповторимости. Это и символ всепоглощающей любви, преступающей все запреты; отражение духовного роста личности, перехода от полудетской гармонии неведения к познанию мира в его противоречивости. Образ Тамары имеет свое конкретное нравственно-психологическое и социально-философское содержание, которое, как и в случае с Демоном, раскрывается в сюжетно-композиционной структуре поэмы.
Сюжетно-фабульный конфликт поэмы складывается из отношений Демона и Тамары. Однако в его развитие властно вмешивается третья сила в лице Бога. Как персонаж Бог не появляется в поэме ни разу. Но его присутствие сказывается в раздумьях героев, в действиях выполняющего его волю Ангела, наконец, в законах созданного им мира, определяющих в немалой мере судьбы главных персонажей. Развивающийся на втором плане повествования «метаконфликт» между Демоном, Тамарой, с одной стороны, Богом и созданным им миропорядком — с другой, наполняет содержание поэмы глубоким философским «сверхсмыслом».
Встреча с Тамарой для Демона не залог «возвращенного рая», а новая ступень в его исканиях «с начала мира». С этого момента мотив возрождения к «жизни новой» превращается в сюжетный лейтмотив, хотя какое-то время Демон и остается прежним духом зла. В борьбе со своим соперником, властителем Синодала, он прежний «лукавый Демон», искушающий жениха Тамары «коварною мечтой». И после его гибели в Демоне идет упорная борьба между зарождающимся чувством любви и укоренившейся привычкой к злу. Но такова гуманистическая сила любви, неразрывно связанной не только с красотой, но и с добром, что Демон готов отказаться если не от зла вообще, то от «умысла жестокого» — обольщения хранимой Богом Тамары. Постепенно чувство, которому он пытался поначалу сопротивляться, не веря в его возможность, достигает апогея: «Тоску любви, ее волненье Постигнул Демон в первый раз». Он полон решимости начать жизнь иную: «И входит он, любить готовый, С душой, открытой для добра, И мыслит он, что жизни новой Пришла желанная пора».
Именно в этот момент между Демоном и Тамарой становится Бог в лице Ангела — «хранителя грешницы прекрасной». Устами Ангела Бог напоминает Демону о тяготеющем над ним проклятии: «К моей любви, к моей святыне Не пролагай преступный след». Это один из существенных моментов сюжета, отчасти объясняющий вспыхнувшее в Демоне желание любой ценой удержать Тамару, не уступив ее Богу. Поэт создает сложнейшую психологическую ситуацию, имеющую многообразный смысловой подтекст: в душе героя сосуществуют сразу несколько взаимоисключающих чувств и волевых импульсов.
В ответ на смиренно-надменную речь Ангела злой дух «коварно усмехнулся, Зарделся ревностию взгляд; И вновь в душе его проснулся Старинной ненависти яд». В последующих словах монолога Демона — кипение и противоборство любви к Тамаре и «яда» жгучей, «старинной ненависти» к Богу; непреклонность и смятение; злоба и коварство; предчувствие катастрофы и отчаянно-дерзкое устремление к ней.
Тамара оказалась в эпицентре столкновения и взрыва этих «умыслов» и страстей. Увлекая и покоряя Тамару мощью и глубиной своих чувств, своих страданий, жаждой возрождения, Демон на какие-то мгновения оказывается и сам захваченным порывом к «жизни новой». И когда Тамара обращается к злому духу с просьбой дать клятву — отречься от «злых стяжений», отказаться от борьбы с Богом, Демон дает ее. Знаменитое: «Хочу я с небом примириться, Хочу любить, хочу молиться, Хочу я веровать добру» — было одновременно и неподдельным движением смертельно уставшей души Демона, и средством покорения Тамары. Демон действительно готов в эти мгновения близости к томившему его идеалу оставить мир «в неведенье спокойном». Но едва вступив в царство любви и гармонии, Демон разрушает его, умертвив Тамару первым же поцелуем.
Смысл этого смертельного поцелуя исключительно многозначен. Наиболее «первичным» здесь является его «прямой» сюжетно-психологический слой. Безмерная, испепеляющая страсть Демона оказалась гибельной для простой смертной. Но эта сцена имеет и другие смысловые грани. «Смертельный яд» поцелуя Демона настоян на ненависти и злобе, отравляющих даже такое животворное чувство, как любовь. В любви Демону почудился выход из гнетущего одиночества и бесцельности существования, обретаемый ценою «невмешательства» в судьбы мира. Но возможно ли такое «отгороженное» от всего счастье? Венчают развязку поэмы стихи, не оставляющие сомнения в поражении Демона: «И проклял Демон побежденный Мечты безумные свои, И вновь остался он, надменный, Один, как прежде, во вселенной, Без упованья и любви!..». Нераскаявшийся Демон остается живым укором дисгармоничности и неустроенности мира, не только прежним «надменным», но еще более ожесточенным и непримиримым противником неба.
