Ведь народу эта горькая правда была известна — она была правдой их повседневного существования, а на "прозрение" тех, кто стоял у власти, писатели вряд ли могли рассчитывать. Видимо, представители "объективной" прозы обращались прежде всего к интеллигенции, которая, по словам А. Лопеса Салинаса, "в стране, где не существуют легальные политические партии", играет "ту роль, которую в органах буржуазной демократии выполняет правительственная оппозиция".
В этот период, действительно, сотни литераторов, художников, ученых перешли к открытой оппозиции франкистскому режиму. И все же это было лишь меньшинство; многие интеллигенты остались в стороне от борьбы. Это и побудило многих романистов обратиться к исследованию причин подобной пассивности. Писатели начинают осознавать, что фашизм — это не только голод и нужда народа, но и растление душ, духовное опустошение тех, кто занял в отношении франкизма позицию невмешательства. Именно этому духовному параличу тех, кому материальный достаток и положение в обществе обеспечили возможность "сладкой жизни", посвящены многие романы начала 60-х годов: "Новые друзья" (Nuevas amistades, 1959) Хуана Гарсиа Ортелано (Juan Garcia Hortelano, род. в 1928 г.), "Все те же слова" (Las mismas palabras, 1962) Л. Гойтисоло Гая и др.
В этих книгах отчетливо обнаруживались симптомы начинающегося кризиса метода "объективного" повествования. Углубление психологического анализа, раньше игравшего в романах в большинстве случаев роль второстепенную, потребовало от писателей обращения к таким приемам, которые как бы взрывали изнутри "объективный" метод (внутренний монолог, поток сознания и т. п,). Внутренне статичный "объективный" роман особенно ярко раскрывал свою ограниченность в тех случаях, когда перед художником вставала задача изобразить движение человеческой мысли и чувства, движения сложные и противоречивые.
Кризисом "объективного" романа не замедлили воспользоваться его противники, усилившие нападки на социальный роман и пытавшиеся противопоставить ему так называемый метафизический роман. Новое направление, однако, на поверку оказалось попыткой возродить экзистенциалистскую прозу; отказ от социальной проблематики пытались оправдать обращением к "общечеловеческим", внеистори-ческим и вненациональным, "метафизическим" проблемам человеческого существования.
Причину кризиса "объективной" прозы стремились осмыслить и ее былые сторонники. Этому, в частности, посвящены статьи Хуана Гойтисоло, вошедшие позднее в сборник "Хвостовой вагон" (El furgon de cola, 1967). Суть кризиса Гойтисоло видит в том, что его произведения и романы его единомышленников "ни на вершок не продвинули революцию", что писатели "ошибались, когда верили в реальное могущество литературы". По мысли Гойтисоло, писатели должны не только разрушать мифы, насаждаемые реакционными силами, но и расстаться с "идеализацией народа", который будто бы из "народа-борца" сделался "народом-рабом", предпочитающим комфорт хотя бы и без свободы; литературе следует также трезво оценить и возможности левой интеллигенции, бунт которой против франкизма, по мнению писателя, бесперспективен. Решение всех этих задач не по силам "объективному" роману; романистика должна обогатиться новыми приемами, способными воссоздать не только сложную и противоречивую картину социальной действительности, но и внутренний мир персонажей, их противоречивые мысли и устремления, их подсознание. В суждениях Гойти-соло много ошибочного и несправедливого, но в них получили отражение и те реальные трудности, с которыми столкнулся романист, и поиски им путей их преодоления.
То, что в этом же направлении шли искания и других испанских писателей, подтверждается появлением еще в 1962 г. романа "Время молчания" (Tiempo de silencio) Луиса Мартинеса Сантоса (Luis Martinez Santos, 1924—1964). Этот первый роман молодого ученого-психиатра стал и последним, ибо вскоре он погиб.
В одном из писем Мартинес Сантос говорил о том, что стремился в своей книге к "реализму диалектическому", имея в виду, очевидно, тщательный анализ противоречивых движений человеческой души. Рассказанная писателем история молодого биолога, случайно попавшего в столичные трущобы, попытавшегося активно вмешаться в жизнь и судьбы их обитателей и с ужасом обнаружившего бессмысленность своего поступка, полную свою неспособность сопротивляться потоку серой жизни, характерной для нынешнего "времени молчания", дала возможность автору действительно проникнуть в сложную диалектику души. Книга Мартинеса Сантоса — это интеллектуальный роман с разнообразной и прихотливо меняющейся палитрой средств художественной образности; книга, в которой гротеск сочетается с лирико-философскими размышлениями, множественность точек зрения исключает объективное повествование, а авторская речь расцвечена усложненными синтаксическими оборотами, неожиданными метафорами, аллегорическими образами и т. д.
Стилистику романа Мартинеса Сантоса, как и последних романов Хуана Гойтисоло, романа А. Гроссо "Тайфун Инее приближается" (Ines just comming, 1968) и романов некоторых других писателей, в испанской критике часто определяют как "необарокко". Конечно, подобное определение весьма условно, но в нем получило отражение признание того, что подобно искусству барокко современная литература имеет дело с обществом и человеком в кризисном состоянии и что1 это состояние не поддается однозначному "объективному" анализу.
Реалистический роман на рубеже 70-х годов оказался на распутье, а среди романистов получили большое распространение "неоавангардизм", "метафизическая" школа и т. п.
Во многом аналогичными в период франкистской диктатуры были и искания писателей Каталонии, Галисии и Басконии, творчество которых фашистскому режиму не удалось прервать надолго.
