Картина мира в лирике З. Шаховской

Замечено, что многие писатели-билингвы писали стихи только на своем родном языке, двуязычной или иноязычной была только проза. Вот как объясняла этот феномен З. Шаховская: «Проза поддается насилию над ней, она поддается даже лжи <…> Но вот поэзия, рождающаяся из подсознания, по своей иррациональной сущности лукавить и лгать не может. Какие бы герметические формы она ни принимала, основа ее всегда правда». Пример тому – творчество В. Набокова: если его англоязычная проза – «мир пародии и бессмысленности», «надменности мастера», то русские стихи «выявляют нам другой, более душевно нам близкий, более человеческий облик» [10, c. 171].

Поэзия З. Шаховской до сих пор не становилась предметом анализа1 . Между тем такое исследование необходимо для того, чтобы определить место автора в литературе русской эмиграции первой волны. С этой целью попробуем выделить устойчивые мотивы и образы поэзии З. Шаховской в сравнении их с образами и мотивами других эмигрантских поэтов, а также определить влияние идей Серебряного века на творчество поэтессы, мотивы и образы русской литературы в ее лирике.

З. Шаховская известная прежде всего как неутомимая общественная деятельница, редактор газеты «Русская мысль», в стихах предстает человеком созерцательным, отрешенным от земной суеты, отчасти даже растворенным в мироздании. Г. Адамович предположил, что она «принадлежит к людям, одаренным способностью жить одной, шумной и суетливой, жизнью днем, другой в одиноких ночных раздумиях» [1, с. 6].

З. Шаховская выпустила несколько стихотворных сборников: «Двадцать одно» (1927, под псевдонимом Зинаида Сарана) «Уход» (1934), «Дорога» (1935) и «Перед сном» (1970). Несмотря на то, что стихи написаны в разное время, они отличаются внутренним единством. На протяжении всей жизни Шаховской было свойственно достаточно гармоничное мировосприятие, основанное на вере в Бога. Поэтому неудивительно, что стихи молодости Шаховской органично смотрятся в ее позднем сборнике «Перед сном», не нарушая цельности книги. Рецензент этого сборника И. Одоевцева отметила: «Она (З. Шаховская. – О. К.) все та же теперь и тогда. Она сумела сохранить «свежесть чувств», искренность и непосредственность, и правдивость молодости» [5, с. 153].

Лирика З. Шаховской теснейшим образом связана с литературой русской эмиграции. Ее позднее поэтическое творчество – естественное продолжение того, что началось в 192030х годах – в близости к «русскому Монпарнасу», парижскому союзу молодых писателей и поэтов, возглавляемому Г. Адамовичем. Хотя в «Отражениях» З. Шаховская писала, что была на Монпарнасе скорее «гостем случайным» [9, c. 144], так как царивший там дух отчаянья был ей чужд, в ее поэзии все же чувствуется влияние так называемой «парижской ноты», поэтического стиля русского Монпарнаса. Это признавала и сама З. Шаховская («мои стихи, особенно первые, носят отпечаток «парижской ноты», хотя «я никогда целиком эту ноту не приняла» [9, c. 142]), на это указывали и рецензенты ее стихов. Г. Адамович в 1932 году назвал Шаховскую «типичной», «характерной эмигранткой», «прекрасно усвоившей общепарижский поэтический стиль»: «немного иронии, немного грусти, недомолвки, намеки, остановки, именно там, где ждешь развития темы» [9, c. 260]. В сборнике «Перед сном» приглушенную «парижскую ноту» расслышал Ю. Иваск. Автор стихов, по словам этого рецензента, следует завету Г. Адамовича «писать просто, незаметно, без замысловатых метафор, вообще безо всяких внешних эффектов, и, при этом, преимущественно о самом главном, о последних вещах человека, о любви, о смерти, о Боге» [2, л. 2].

Главная тема сборника «Перед сном» – сон и «предсоние» (Одоевцева). Сон и состояние перед сном (размышления, воспоминания, молитвы) здесь – сложный, многослойный образ: сон – нечто призрачное, зыбкое, противоположное реальности и одновременно более истинное, чем дневная будничная активность человека в мире. Тема сна тесно связана с мотивом двуслойности бытия, двоемирия – одного из главных в русском символизме.

В целом ряде стихотворений Шаховской говорится о способности человека различать за суетой этого мира проблеск небес: «Блажен, кто вечернее, тихое пенье // В рабочие будни с собою принес <…> Чрез горы и горе, через годы и моды, // Чрез этот земной и пустой хоровод // Чрез ветер и мрак городской непогоды // Он видит: сияет ему небосвод <…> Как будто под солнцем нет чище награды ,// Чем в сумрачном мире остаться собой. // И слышать и видеть не то, что открыто, // А что так таинственно скрыто в веках» [11, c. 3637]. Чуткость к миру невидимому, по Шаховской, – первая черта поэта. Поэзия – и результат, и путь выхода из духоты, замкнутости и ограниченности земного существования (Вот в этой духоте земной, – // Необходимо быть поэтом [11, c. 45]).

В стихах Шаховской речь идет не об абстрактном невидимом мире, синонимом которого может быть и космос, а о христианской вечности. Именно на нее указывают «вечернее, тихое пенье» и слово «блажен», вызывающее стойкую ассоциацию с евангельскими заповедями блаженства. Кроме того, таинственный вечный мир у Шаховской вносит свет и утешение в земное существование человека. Уже одно это указывает не на безличный космос, а на христианского Бога.

Вместе с тем рука Творца чувствуется в твореньи: «Господи, где же ты?... // Смилуйся, сердце наше // Звездами освети» [8, c. 5]; «…Так облака качаются едва // Соприкасаясь с тайною чудесной // Пространства, выси, бездны голубой, // Где свет от Света льется и сияет» [11, c. 19]; «На этих меренных просторах, // Меж четырех давящих стен… // Играет ветер в белых шторах // И разрушает мертвый плен. // Здесь все обманчиво и ложно, // Здесь шаг, и ты уже не ты, // И тот же ветер осторожно // Целует белые кресты» [11, c. 45].

Кроме оппозиции «открытое, видимое / таинственное, сокрытое», земной и вечный мир у Шаховской противопоставлены по принципу «тяжесть / легкость», «замкнутость / свобода, безграничность», «шум / тишина» («молчанье, тихость, тишина <…> отходят шумы и слова» [c. 22]; «шумный день впадает в тихость ночи» [11, c. 26]; «и все так таинственно в этом умолкнувшем мире // Молчанье могил и серебряный трепет зарниц. // Дыханье свободно. И дышется легче и шире // В просторе высоком, где памяти нету границ» [11, c. 11])2 .

Стихотворение З. Шаховской «Молчанье, тихость, тишина» отображает молитвенное состояние души, когда человек отвращает ум от мирской суеты и обращается к вечности: «И я одна, и не одна, // И радость мне еще дана // Связать с любовью тишину» [11, c. 22]; а в другой раз  «Тишиной я становлюсь, // Богу тишиной молюсь» [11, c. 34]. Шаховская не раз подчеркивает свое «неодинокое» одиночество перед сном. Она то чувствует присутствие Бога, то погружается в воспоминания, которые возвращают образы дорогих людей.

Сон у Шаховской – это не только окно в вечность при жизни, но и смерть, за которой следует вечная жизнь. Название сборника «Перед сном» указывает на освобождение души от земных пут и привязанностей и даже предвкушение предрассветного полета души к новой жизни («А потом наступит пробужденье, // Проблеск жизни или проблеск дня, // И услышу я иное пенье // И слова свободнее меня» [11, c. 26]; «Ночь пришла и двери отворила // В неизбывность радости и сна // И в ночи такая зреет сила // И такая нежная весна, // Что душа, от страха замирая, // Ищет, ищет нового пути, // Приближается к преддверью рая, // Недостойная в него войти» [11, c. 30]; «Я взлетаю в тишину, // Расцветаю в ней, тону, // Тишиной я становлюсь, // Богу тишиной молюсь. // Отдыхаю, отдыхаю, // Тишина – дорога к раю» [11, c. 34]).

Тема освобождения от земного («Сожги все то, что было днем, // И приготовь нас для рассвета» [11, c. 9]) включает в себя и мотив возвращения на родину. Как и Майя, во многом автобиографичный персонаж романа «Запасный выход» (1952), лирическая героиня Шаховской во сне неизменно возвращается в Россию своего детства: «Протянулись поля и леса // Поезд мчится, снега разрывая, // Заблестела над нивой коса // И сирень распушилась от мая // Желтокрасный идет листопад, // Утки дикие сели у пруда, // И охотник попрежнему рад, // Что полвека вернулись назад. //Я охочусь за детством моим, // Времена нарочито мешая // И октябрьский тянется дым, // Над последним, потерянным, маем» [11, c. 24]; «Я проснусь осенним ноябрем // Под сверканье веток, окропленных // Еле слышным, северным дождем. // Я проснусь, узнаю все мгновенно, // Этот дом, и этот парк, и сад… // Память, будь навек благословенна, // Раз меня приводишь ты назад» [11, с. 37].

В описаниях природы ясно различимы приметы русского пейзажа: снег, черная земля, сирень, лесной бор, поля, нивы, береза, клен, тополя, лопухи, просо, рожь, мимоза, черемуха, ива. В этом пейзаже время для Шаховской останавливается: «А помнишь, ты была счастливой? // Над тульской ночью соловей // Свистел восторженно и просто, // Под тульским ветром, в жаркий день // Плыло встревоженное просо // И гнулась тонкая сирень»; «Так светло черемуха цвела, // Так тенисто соснами качало. // А под бором озеро плыло, // Отражаясь синью и прохладой» [11, c. 31].