Одной из самых популярных в древности и в средние века книг была «История семи мудрецов», в большом количестве переводов и переделок распространившаяся как на Востоке, так и на Западе и известная у нас в значительном количестве списков. Родиной «Семи мудрецов» была Индия, где, однако, эта книга не сохранилась, но возникновение её на индийской почве подтверждается её персидским и арабским переводами. В восточных версиях она фигурирует под именем Истории мудреца Синдбада, или Синдабаба.
В дальнейшем книга была переведена на сирийский, еврейский, греческий и другие языки. С еврейского языка, вероятно, не позднее XIII D. был сделан латинский перевод, озаглавленный «Historia septem sapientum Romae» и лёгший в основу многочисленных европейских обработок на разных языках, причём варьировались и самый состав сборника и имена действующих лиц. В первой трети XVI в. был напечатан польский перевод (с латинского) «Семи мудрецов», принадлежащий бакалавру Краковского университета Jany z Koszyczek. Детальный анализ языка русских списков «Семи мудрецов» дал возможность проф. Мурко, исследователю судьбы этой книги в славянских литературах, обосновать догадку Пы-пина о том, что книга переведена была на русский язык с польского, причём, судя по двум ошибкам, повторяющимся во всех (очень разнообразных) русских списках «Семи мудрецов», перевод был всего лишь один.
Впрочем, о переводе в буквальном смысле речи быть не может,— это была скорее переработка польского текста, притом не обычного печатного, восходящего к переводу Jana z Koszyczek, как догадывается Мурко, а какого-то другого, вероятно рукописного, восходившего ко второму польскому переводу. От этого предполагаемого польского рукописного оригинала необходимо вести и заглавие русских списков — «История», «Книга» или «Повесть» семи мудрецов вместо стоящего в польских старопечатных изданиях «Historya... о Poncyanie, cesarzu rzymskim...», имя царя — Елиазар вместо Понциан и иное, по сравнению с теми же старопечатными польскими текстами, звучание имён семи мудрецов, а также некоторые другие особенности.
Количество русских списков «Истории» — свыше семидесяти. Старейшая её рукопись, принадлежавшая проф. Баузе и погибшая во время московского пожара 1812 г., датируется 1634 г. Можно предполагать вслед за Мурко, хоти и без достаточно солидных оснований, что перевод книги относится к ещё более раннему времени — к концу XVI в.— и сделан был, как показывает анализ языковых особенностей некоторых рукописей «Истории», в Белоруссии, откуда получил доступ через Новгород в Москву и далее на север.
В русских списках «История семи мудрецов» в своей основе состоит из пятнадцати новелл, соединение которых мотивировано в двух вступительных главах к «Истории», где рассказывается следующее. В Риме был царь Елиазар, у которого от его жены родился сын Диоклетиан. Королева внезапно заболела и, умирая, попросила мужа всячески оберегать сына, не давать его в обиду новой жене и послать его в науку в дальние страны. По совету бояр он отдаёт сына в учение на семь лет римским мудрецам. Через некоторое время, по настоянию вельмож, Елиазар женится вторично. Новая жена, узнав, что у царя есть сын, посланный в науку в дальние страны, впала в большую печаль и стала помышлять о том, чтобы самой родить сына, который станет наследником Елиазара, а сына царя, находящегося в учении у семи мудрецов, уморить.
И вот однажды влюблённого в неё мужа она попросила вернуть царевича из дальних стран, потому что она пока бездетна, а глядя на него, будет радоваться и в этой радости зачнёт. Царь соглашается исполнить просьбу жены, тем более что прошло уже семь лет с тех пор, как он расстался с сыном, и посылает посла за Диоклетианом. Гадая по звёздам, мудрецы узнали, что, как только Диоклетиан явится к царю и произнесёт первое слово, он умрёт злою смертью. Запечалились мудрецы и, хотя им угрожала смертная казнь в случае неповиновения, предпочли умереть, чем обречь на смерть царевича. Увидев своих учителей опечаленными и узнав о причине их скорби, Диоклетиан сам стал смотреть на звёзды и высмотрел в них, что он уцелеет, если в течение семи дней не промолвит ни слова. Семь дней его будут вести на казнь, и каждый раз в свой день мудрецы своими речами избавят его от смерти, а в восьмой день он сам заговорит и всех их в свою очередь также избавит от казни. Диоклетиан видит сон, который ему предвещает, что угроза его жизни идёт от мачехи.
Приехав к царю, сын на все приветствия отца отвечает молчанием, что приводит Елиазара в большое недоумение. Мачеха сама берётся разговорить царевича, ведёт его к себе в палату и, пленившись его красотой, пытается соблазнить его, но царевич решительно отвергает её настойчивые предложения, после чего она, разорвав на себе платье и изодрав руками своё лицо до крови, громко зовёт на помощь, прося защитить её от насилия со стороны Диоклетиана. На крик прибегает царь и, поверив клевете своей жены, велит отправить сына на виселицу. По просьбе вельмож, опасающихся, чтобы царь в гневе не поступил опрометчиво, Елиазар откладывает казнь юноши до утра. Для того чтобы побудить царя скорее разделаться с сыном, жена рассказывает ему повесть, смысл которой сводится к тому, что царю следует опасаться, как бы не быть обманутым и вследствие своей доверчивости не пострадать самому. Убеждённый рассказом жены, царь подтверждает своё решение казнить сына, но затем выступает первый мудрец, рассказывающий свою повесть, из которой вытекает, что не следует слишком доверяться женщине, и царь откладывает казнь сына. Так в течение семи дней попеременно мачеха и семь мудрецов рассказывают четырнадцать повестей, под влиянием которых Елиазар колеблется в решении участи сына.
Наконец, на восьмой день Диоклетиан сам заговорил, изобличил мачеху в любовной связи с юношей, который под видом девушки находился при ней в числе её прислужниц, и рассказал отцу о том, как мачеха склоняла его самого к прелюбодеянию. Царь после этого решает казнить свою жену. Но предварительно Диоклетиан рассказывает длинную повесть о некоем рыцаре, который пытался утопить в море своего сына. Эта повесть, использованная Боккаччо в восьмой новелле десятого дня, своим сюжетом напоминает судьбу самого царевича. Отец отдаёт царство своё сыну, а жену и её любовника велит предать мучительной смерти.
Для образца приведём первую повесть мачехи и повесть первого мудреца.
Был в Риме, рассказывает мачеха, богатый человек, владевший прекрасным садом, и в саду том было большое, красивое дерево, каждый год приносившее плоды. Войдя однажды в сад, хозяин увидел, что под тем старым деревом выросло малое, очень хорошее, и, призвав садовника, сказал ему, что малое дерево, когда вырастет, будет лучше старого. Садовник согласился с этим. Придя в другой раз в сад, хозяин распорядился обрубить ветви старого дерева, чтобы они не закрывали солнце от молодого. Затем хозяин велит совсем срубить старое дерево, потому что оно, будучи высоким, не допускало до молодого дерева ветра, и, когда это было сделано, молодое дерево, не получая питания от старого, засохло; убогие же и немощные люди, питавшиеся плодами срубленного дерева, стали проклинать хозяина сада. В толковании мачехи — старое и молодое деревья являются прообразами царя и его сына. Сын покушается на царство отца и злоумышляет на его жизнь. То, что солнце и ветер не доходят до молодого дерева, означает, что сын хочет похитить славу отца, и когда он это сделает, к нему прилепятся многие сильные и станут думать о смерти царя, и тогда сын сядет на царство, а разумные люди станут проклинать тех, которые помешали царю повесить своего сына. И потому царь должен поспешить с его казнью.
В ответ на повесть царицы первый мудрец рассказывает повесть о царском псе и о соколе.
В некоем месте жил храбрый рыцарь, имевший сына и очень любивший его. К ребёнку приставлены были три няньки. Одна его кормила, другая обмывала, третья качала в колыбели. Были у того рыцаря пёс и сокол, к которым он был очень привязан за их необыкновенные качества. Однажды рыцарь с женой отправились на пир, оставив сына на попечение нянек, пса и сокола. Укачивавшая ребёнка нянька, когда он уснул, ушла во двор, приставив к колыбели пса и сокола. Пёс заснул, и в это время к колыбели подполз уж, намереваясь ужалить ребёнка. Сокол разбудил пса, и пёс, вступив в борьбу с ужом, загрыз его и его кровью залил всю комнату.
Во время борьбы колыбель сорвалась и накрыла собой спящего ребёнка; пёс же, расправившись с ужом, лёг возле упавшей люльки. Придя в комнату и увидев её всю залитой кровью, а пса лежащим рядом с опрокинутой колыбелью, около которой не видно было ребёнка, няньки решили, что пёс съел младенца. Они побежали в тот дом, где были рыцарь с женой, и рассказали жене о несчастье. Жена рыцаря закричала громким голосом и сообщила мужу то, что сказали ей няньки; рыцарь же взял меч и, придя в свой дом, зарубил пса, радостно бросившегося ему навстречу. Но, подняв колыбель, он увидел спящего невредимым ребёнка, а затем обнаружил загрызенного псом ужа и стал горько тужить и плакать о том, что лишился такого верного друга, поверив словам жены. «Так и ты, царь,— заключил мудрец свою повесть,— станешь неутешно плакать о сыне своём, если повесишь его, положившись на слова своей жены».
«История семи мудрецов» по своей тенденции совпадала с распространёнными в старой русской литературе словами о «злых жёнах». Она нашла отражение в народной сказке и в её литературной обработке конца XVIII—начала XIX в.1.
