Занавес присутствует и обыгрывается во многих сценах "Героя нашего времени". Печорин подглядывает за княжной Мери, и "внутренность" комнаты раскрывается перед нами, как фрагмент театрального действа, при этом занавес — один из главных атрибутов этого действа, напоминающего нам живые картины Рембрандта. Например, в портрете Рембрандта "Молодая женщина в постели" (1645) изображается фигура женщины, выглядывающей из-за полога, она полна неудержимой жизненности, Мери же неподвижна, ее глаза полны "неизъяснимой грусти", но это не делает эту картину менее жизненной, тем более что действие происходит ночью, в темноте, а окно княжны освещает внутренний свет, характерный для живописи Рембрандта:
"Около двух часов пополуночи я отворил окно и, связав две шали, спустился с верхнего балкона на нижний, придерживаясь за колонну. У княжны еще горел огонь. Что-то меня толкнуло к этому окну. Занавесь был не совсем задернут, и я мог бросить любопытный взгляд во внутренность комнаты. Мери сидела на своей постели, скрестив на коленах руки; ее густые волосы были собраны под ночным чепчиком, обшитым кружевами; большой пунцовый платок покрывал ее белые плечики: ее маленькие ножки прятались в пестрых персидских туфлях. Она сидела неподвижно, опустив голову на грудь; перед нею на столике была раскрыта книга, но глаза ее, неподвижные и полные неизъяснимой грусти, казалось, в сотый раз пробегали одну и ту же страницу, тогда как мысли ее были далеко..."
Вот еще одна зарисовка — интерьер, который формируется с помощью окна как рампы, которая декорируется "пологом парчевым", "занавесом". Здесь уже освещение связано с обратным ходом художника: на темном фоне окна возникает световое пятно — "глядит луна":
- Всё, всё как прежде: лютня у окна,
- И вкруг нее обвитая струна;
- И две одежды женские лежат
- На мягком ложе, будто бы назад
- Тому лишь день, как дева стран чужих
- Сюда небрежно положила их.
- И, раздувая полог парчевой,
- Скользит по ним прохладный ветр ночной,
- Когда сквозь тонкий занавес окна
- Глядит луна — нескромная луна!
- Литвинка. 1832
Слово-образ "занавес" употребляется и в условном смысле. Его роль выполняет чувство ненависти в "Вадиме": "Бродячий взгляд Вадима искал где-нибудь остановиться, но картина была слишком разнообразна, и к тому же все мысли его, сосредоточенные на один предмет, не отражали впечатлений внешних; одно мучительно-сладкое чувство ненависти, достигнув высшей своей степени, загородило весь мир, и душа поневоле смотрела сквозь этот черный занавес".
Интересно используется образ занавеса в романе "Княгиня Лиговская". Это слово-образ употребляется в прямом смысле для описания театрального действа, на котором присутствует Печорин: "Занавес взвился, — и в эту минуту застучали стулья в пустой ложе...". В авторском повествовании далее сталкиваются два значения этого слова: прямое — "занавес Александрийского театра" — и переносное — "подыму свой занавес", то есть начну вести повествование, по-видимому, в другом русле:
"Почтенные читатели, вы все видели сто раз Фенел-лу, вы все с громом вызывали Новицкую и Голланда, и поэтому я перескочу через остальные 3 акта и подыму свой занавес в ту самую минуту, как опустился занавес Александрийского театра, замечу только, что Печорин мало занимался пьесою, был рассеян и забыл даже об интересной ложе, на которую он дал себе слово не смотреть".
Знаменательно, что и сюжетные события отмечаются автором поднятием занавеса, как это бывает в театральных действах. Под таким углом зрения, театральным выглядит весь роман "Княгиня Литовская". Во второй главе идет параллельное развитие событий в спектакле "Фенелла" и в романе. В романе имеют место "домашние сцены", описывается сцена на старинной картине, сценическая постановка в театре. Некоторые события и герои сравниваются с героями театральных произведений, например, "наперсниками классической трагедии":
"Тут могли бы вы также встретить несколько молодых и розовых юношей, военных с тупеями, штатских, причесанных á la russe, скромных подобно наперсникам классической трагедии, недавно представленных высшему обществу каким-нибудь знатным родственником...".
Где есть театр, там есть и зрители. В романе "Княгиня Лиговская" встречаемся с прямым и переносным употреблением слова "зрители". Часто оно употребляется по отношению к тем эпизодам романа, которые М. Ю. Лермонтов представляет как имеющие театральный характер.
В этом отношении интересны образы маски, которые используются в романе "Княгиня Лиговская". "Страшный" блеск глаз ограничен в своем проявлении маской — подлинной или иллюзорной: "Глаза, устремленные вперед, блистали тем страшным блеском, которым иногда блещут живые глаза сквозь прорези черной маски..."
Изучая творчество М. Ю. Лермонтова, мы только бесконечно приближаемся к его осмыслению. Необычна судьба поэта, загадочна сила воздействия его произведений, в которых каждое поколение открывает для себя еще до конца не познанные грани. Мы ищем и обретаем М. Ю. Лермонтова в изменяющейся действительности, и чем более пристально всматриваемся в его живописные произведения, художественные тексты, тем яснее понимаем, какую выдающуюся роль играют его произведения в русской культуре. Известно, что чем более художник связан со своей национальной культурой, тем в большей степени он включен в общемировые процессы в ней, так как в основе многообразных культур лежат общие глубинные модели, которые наиболее ярко реализуются через большие культурные стили, объединяющие искусство человечества. М. Ю. Лермонтов создал произведения, которые несут в себе черты барокко, свойственные русской культуре, но они органично вписываются в общемировые тенденции развития и возобновления этого величественного стиля.
С М. Ю. Лермонтовым мы приобщаемся к осмыслению не только наших вечных вопросов, но и проблем мировой значимости — в философии, литературе и культуре. Загадка М. Ю. Лермонтова в том, что за свою очень короткую жизнь он привел нас к пониманию "сложного смысла искусства" через полифонию стилей, и в частности актуализацию барокко — искусства вечного, искусства животрепещущих проблем современности.