Напоминая немецких, английских и французских юношей сентиментально-романтической литературы, Клод - прежде всего натура крайне впечатлительная и импульсивная. «Эти страницы - болезненное проявление необычного темперамента»,- пишет Золя (1,106). Клод - «бедная душа», «вечно раздираемая желаниями и сожалениями». Он обладает «каким-то адским уменьем изобретать причины для своих страданий». Одиночество, оторванность от людей и общества, пренебрежение к традиционной морали, бездеятельность покорного страстям ума, мучительная любовь к женщине - роднят Клода с безвольным меланхолическим, погруженным в свое больное чувство Адольфом (Б. Констан). Импульсивный, патетический лиризм книги, углубленный самоанализ и самобичевание героя, мотивы любви к недостойному существу, измена любовницы и друга, разбивающая веру в высокие человеческие чувства - еще откровеннее сближают роман Золя со знаменитой «Исповедью сына века» Мюссе (1835).

Противопоставление Клода Жаку варьирует известную в литературе тему о циническом друге, охлаждающем сердечный пыл юноши (Мюссе: Октав - Дежсне; позже О. Уайльд: Дориан Грей - лорд Генри и др.), и создает не менее популярный контраст восторженно-идеалистического и трезво-практического темпераментов (Гете: Вертер - Альберт). Кроме того, в замкнутой среде действия романа это противопоставление развивает и более широкую проблему, выдвинутую в философии и литературе еще Ж.-Ж. Руссо,- проблему этики «естественного человека» и ее столкновения со сферой грубого практицизма современного общества.

«...Я понимаю, чем ты болен, понимаю даже, что вызвало твою болезнь,- говорит Клоду его Друг Жак.- Ты рожден для мира чистоты, мира чести; ты пришел к нам беззащитный, не зная никаких правил, с открытым сердцем, со свободным духом; ты был так неимоверно горд, что верил в могущество своей любви, в беспристрастность, в правдивость своего разума. В другом месте, в более достойной среде, ты и вырос бы достойным. Но ты жил с нами, и твои добродетели лишь ускорили твое падение» (1, 219).

Однако развернутая в романе всесторонняя характеристика героя противоречит сентенциозным определениям, которые дает ему порой сам автор. Клод не поосто и не только «несчастный ребенок», «натура, годная для любви и рыданий» (Золя). Он и не «молодой человек, опьяненный химерами, который всем недоволен и который бежит от общественных обязанностей, чтобы предаться бесцельным мечтам» (Шатобриан - «Рене»).

Романтизм Клода лишен беспричинной меланхолии Рене, презрительного равнодушия и озлобленного скепсиса Адольфа, аморальности Октава. Он вырастает не из пресыщенности наслаждениями жизни и гордого разрыва с обществом, свойственных персонажам поэм Байрона и Мюссе, а из чистого источника любви к природе, юношеской возвышенной мечты о любви, дружбе, поэтической славе. Одиночество Клода - вынужденное. Трагедия героя Золя - не столько в жизненной непригодности его натуры, сколько в социальном положении бедняка, «отщепенца». «Я беден, я вынужден жить в одиночестве. Моя гордость будет страдать от банальных утешений, моя рука хочет пожимать только руки равных. Я плохо знаю мир, но я чувствую - нищета так холодна, что должна леденить вокруг себя все сердца... Я держу голову высоко и не намерен ее опускать»,- говорит Клод.

В «Исповеди Клода» находим знакомые по письмам, стихам и «сказкам», роману «Творчество», критическим статьям и другим источникам восторженные воспоминания о природе Прованса, друзьях юности и первых поэтических увлечениях. Узнаем первые годы парижского периода. Жизнь в нетопленных мансардах, голод и холод, лишения нищеты, которые не могли все же заглушить юношеской мечты о белокурой волшебнице «Эфирной», заставить отказаться от романтических стихов. Пассивности, презрению ко всякой деятельности любимых сыновей романтизма, для которых материальный вопрос обычно не существует, Золя противопоставляет у своего Клода «заботу о ежедневной пище», потребность жизненной борьбы, «священное веселье, которое рождается в труде».

Сквозь наносные романтические настроения Клода явно пробивается искреннее отчаяние бедности, упорное стремление завоевать право на жизнь и честное независимое творчество, характеризующие начало жизненного и писательского пути самого Золя.

Кажется, что здесь Золя позволяет себе рассказать от имени другого трагедию своей нищенской юности, приводя все ее ужасающие детали, из гордости скрываемые в письмах.

Сжатые, конкретные описания обстановки действия, «прорезая» патетику чувств, выразительно подчеркивают правдивость рассказа: «Мой большой чердак... расположен на самом верху сырой лестницы; углы его теряются в темноте, голые наклонные стены делают комнату похожей на длинный коридор, наподобие гроба. Убогая мебель кое-как сколочена из тонких дощечек, выкрашенных в отвратительный красный цвет и зловеще потрескивающих при малейшем прикосновении. Над кроватью свисают обрывки выцветшего штофа; убогое окно выходит на неумолимо встающую перед ним мрачную, темную стену». Настоящие, реально обусловленные страдания героя позволяют автору с презрением отзываться о «плаксивых мечтателях», «которые украшают злых гениев своей молодости лучистым сиянием и приделывают им крылышки».