Обратившись к исконному и излюбленному жанру испанской народной поэзии — романсу, Лорка, как и всякий большой поэт, не воспроизводит, а трансформирует источник. И если А. Мачадо в "Земле Альваргонсалеса" возрождает эпический романс, а Р. Альберта позднее — сатирический, то в "Цыганском романсеро" органически слились эпическая, лирическая и драматическая традиции фольклорной поэзии, придав стихотворениям Лорки в этом сборнике черты неповторимого своеобразия. При этом нигде, пожалуй, поэт не создавал столь последовательно атмосферу таинственной легенды, почти сказки, как в этой книге: подобно народным поэтам, Лорка вовлекает слушателя и читателя в самый процесс творчества.
Трансформации, однако, подвергается не только форма романсового стиха, композиция и образный строй, но и само содержание этого фольклорного жанра. Сам поэт позднее так определял замысел книги: "Книга эта — поэма об Андалузии; я назвал "Романсеро" "цыганским" потому, что цыгане — самый благородный и характерный элемент Андалузии. Это книга, в которой почти нет Андалузии, открытой глазу, зато есть Андалузия, чувствуемая в сердце. Я старательно избегал в ней цыганщины. Там только одно подлинное действующее лицо, это Горе, которое пронизывает все..."
Задумав написать книгу о Горе народном, Лорка избирает героями книги цыган, как наиболее преследуемую и гонимую часть народа. С другой стороны, именно цыгане в меньшей мере, чем кто-либо другой, скованы условными нормами поведения современного общества, ближе других к природе, естественней в своих чувствах и страстях. Это и делает их в глазах поэта "самым благородным и характерным элементом Андалузии".
Как и в "Канте хондо", в "Романсеро" господствуют две силы — Любовь и Смерть, столкнувшиеся в бескомпромиссной борьбе. Читая "Цыганское романсеро", не перестаешь удивляться богатству оттенков любовного чувства в этой книге. Это — любовь земная и чувственная, как в романсе "Неверная жена" (La casada infiel), в котором о плотской любви рассказано с истинно народным целомудрием, или как в романсе "Пресьоса и ветер" (Preciosa у el aire), где прекрасную цыганку преследует своими нескромными ласками ветер-"мужлан" (el vienro-hombron). И когда цыганка укрывается от "косматого" ветра в доме, "ветер, рыча на крыше, конек черепичный гложет".
А рядом — любовь, преданная и тоскующая, как в "Сомнамбулическом романсе" (Romance sonambulo), где сквозь зыбкие, неясные очертания какой-то трагической истории, завершившейся смертью цыганки, просвечивают лишь молчаливое горе отца ("Но я-то уже не я, и дом мой уже не дом мой") да горькое и тревожное чувство юного цыгана, спешащего, несмотря на кровь, текущую из ран, к любимой и все же опоздавшего, ибо
С зеленого дна бассейна,
Качаясь, она глядела —
Серебряный иней взгляда
И зелень волос и тела. (
Пер. А. Гелескула)
Любовь у Лорки в "Романсеро" всегда соседствует со смертью. Смерть — луна "с оловянной грудью, бесстыдной и непорочной", уносящая мальчика-цыгана в "Романсе о луне, луне" (Romance de la luna, luna); Смерть, таящаяся в черных глубинах ущелья, где сталкиваются в роковом поединке два противника (романс "Схватка" — Reyerta) и Смерть, трагически неотвратимая как в "Романсе обреченного" (Romance del emplazado).
Снова, как и в "Поэме о канте хондо", фоном человеческой трагедии оказывается ночь. Однако в "Цыганском романсеро" ночной пейзаж приобретает новый и очень существенный смысл. Ночной мрак становится воплощением враждебной людям силы, приобретающей человеческое обличье, но противоестественной и сеющей повсюду гибель. Эту силу поэт персонифицирует в гражданской гвардии, дорожной жандармерии, самом верном страже общества, основанного на противных природе законах. Уже в "Сцене о подполковнике гражданской гвардии" (Escena del teniente coronel de la Guardia Civil), которая завершает цикл о канте хондо, изображено знаменательное столкновение жандармского офицера и вольного цыгана, строящего "имбирные башни" (эти башни появятся также позднее в "Романсе об испанской жандармерии") и летающего по воздуху. В "Цыганском романсеро" гражданские гвардейцы появляются чуть ли не в каждом романсе. "К виску заломив береты, навстречу бегут солдаты" в романсе "Пресьоса и ветер" "...патруль полупьяный вбежал, сорвав карабины" в сад, где под зеленоватым светом луны плавает в зеленом пруду зеленое тело цыганки ("Сомнамбулический романс"); "судья с отрядом жандармов" настигает цыгана в ущелье, где "кровь змеится и стонет немою песней змеиной". Откровенная вражда жандармов и цыган, их столкновение — важнейшая тема стихотворений, посвященных народному удальцу Антоньо эль Камборьо. "Герой цыганского романсеро, воплощение мужественной красоты, Антоньо Торрес Эредья, преследуемый и свободный, бесстрашный и обреченный человек, у которого смутные отношения с небом и скверные с властями", — как пишет о нем советский переводчик А. Гелескул, становится жертвой мертвого и бесстрастного закона. Здесь от руки жандармов гибнет один цыган, в "Романсе об испанской жандармерии" (Romance de la Guardia Civil caminera) — целый цыганский город. Крупнейший советский исследователь творчества Лорки Л. С. Осповат убедительно доказал, что композиция и образный строй этой поэмы близки к народному "лубочному романсу" (romance de cartelon).
И, как в фольклоре, реальное и фантастическое не только мирно уживаются друг с другом, но образуют такое единство, в котором трудно заметить, где кончается реальность и начинается сказка. Город Херес де ла Фронтера нетрудно найти на карте Испании в провинции Кадис, но только в поэтическом сознании Лорки он мог преобразиться в "звонкий цыганский город". В буйном празднестве цыган, в котором причудливо перемешиваются языческое начало и христианский обряд, можно распознать характерные черточки церковных празднеств Испании: флаги, которыми увешан город, фигуры девы Марии и святого Иосифа, плывущие над толпой цыган, шагающие в одном ряду местный винодел Педро Домек и напряженные царями-волхвами его друзья. Но с самого начзла в описание безудержного веселья поющего и пляшущего города вторгаются тревожные нотки, предвестья трагедии: это и плачущий у каждой двери "израненный конь буланый" (у Лорки конь — устойчивый образ вестника смерти), и ветер, который крадется, таясь у обочин, и рыдающие тени в глубинах старинных зеркал. Смерть надвигается на звонкий цыганский город в образе жандарма в лаковой треуголке:
Полуночны и горбаты,
Несут они за плечами
Песчаные смерчи страха,
Клейкую тьму молчанья...
(Пер., А. Гелескула)
Они появляются из мрака ночи как воплощение мертвящей силы закона. Конечно, избрав гражданскую гвардию символом смерти, поэт отнюдь не намеревался создать агитационное, политическое стихотворение. И все же гражданские мотивы, звучащие в этом романсе,— свидетельство глубинных процессов, которые шли в поэзии Лорки: поэт все глубже проникал в народное сознание, и не только беды народные становились его собственной бедой, но и врагов народа он уже отмечает каиновой печатью, как своих собственных врагов.
