Театральное искусство в начальной своей форме существовало еще в каменном веке. Жизнь древнего человека так или иначе была связана с театральными представлениями, будь то ритуальные пляски и песни перед охотой или же шаманские гаданья. Из хоровых выступлений на торжествах, посвященных богу Дионису, в Древней Греции «родились» два основных жанра драматического искусства - комедия и трагедия. Но если греческая драматургия брала за основу мифологические сюжеты, то римская «новая комедия» показывала неприхотливые бытовые сценки из жизни простых смертных. В средние века, наряду с бродячими театральными труппами, возникает церковный театр, исполняющий сценки из Священного Писания.
Но строго очерченные жанровые рамки драмы оформились в эпоху классицизма. Теоретиком театра этого времени стал Николя Буало. В своем трактате «Поэтическое искусство» он сформулировал законы, которые стали стилистическими и эстетическими нормами классицизма. Театр должен был научить человека понимать то, что есть добро, а что зло. И это стремление к ясности выразилось в однолинейности характеров героев, четкости авторской позиции, соблюдении трех единств (места, времени и действия) и невозможности смешения стилей.
Русская драма возникла первоначально как устная («О царе Ироде», «Лодка»), лишь в XVII веке появляется первая письменная - «Блудный сын» Симеона Полоцкого. Русская драматургия XVII века переняла все каноны французского театра. «Наша драма - подкидыш», - писал Вяземский. Однако классицизм на русской почве приобрел сатирическую направленность.
Пьеса Чехова «Вишневый сад», написанная на рубеже двух веков, в корне отличалась от пьес Фонвизина, Грибоедова (уже соединивших в своем творчестве черты классицизма и реализм), Гоголя и даже Островского. В ней нет ни конфликта или действия, создающего «электричество» пьесы, ни любовного треугольника, ни даже привычной композиции. Чехов полностью отходит от канонов классицизма. Каждый герой - индивидуальность, не наделенная ярлыком; это живой человек. Фамилия, раскрывающая обычно суть героя (Скотинин, Молчалин, Земляника, Дикой), в произведениях Чехова ни на что не указывает. И если приезд Чацкого «нужен» хотя бы для того, чтобы «смутить их», то приезд Раневской носит чисто бытовой характер (старая барыня приехала в свое имение). По законам драматургии после экспозиции, обычно связанной с приездом героя, следует завязка, где намечается конфликт. В «Вишневом саде» Чехова конфликт известен еще до прибытия Раневской.
(«Вам уже известно, вишневый сад ваш продается за долги...» - говорит Лопахин.)
Нет как таковой ни кульминации, ни развязки действия. Пьеса будто бы и ни о чем. Какой-то момент из жизни каких-то людей. Произведение начинается и заканчивается многоточием.
Что же такого происходит в пьесе? Жизнь как жизнь. Люди плачут, смеются, пьют кофе... Какая-то бытовая зарисовка. Но быт у Чехова - это не только фон, на котором развиваются события, как у Островского, это история, за которой скрыта другая, история душ. Поэтому конфликт развивается не на сцене, а в душах героев. А за внешней обыденностью скрывается глубокий драматизм - прием «подводного течения». И это несоответствие внешнего и внутреннего сюжета созвучно с тем, что происходит в душах героев, с конфликтом прошлого и настоящего, мечты и бытия.
- «Видит Бог, я люблю родину, люблю нежно, я не могла смотреть из вагона, все плакала, - говорит Раневская и тут же, однако, «сквозь слезы»... - надо пить кофе». «Хожу я, душечка, цельный день по хозяйству и все мечтаю», - признается Варя.
Каждый герой живет в мире своей мечты. Люди разобщены не только между собой, они не могут найти согласия и в себе. Особенно это видно из диалогов. Огромное значение в описании героя и передаче авторского отношения к нему и всему происходящему во всех русских пьесах всегда играла речевая характеристика.
- Так, в «Ревизоре» «фитюлька» Хлестаков говорит сумбурно, быстро перескакивает от одной мысли к другой, Городничий же «очень неглупый по-своему человек» и единственный, кто способен прозреть в пьесе («Чему смеетесь? Над собой смеетесь!»), говорит «ни много, ни мало», «ни громко, ни тихо».
Речь героев Чехова индивидуальна (гаевские бильярдные термины, ениходовские «слова-паразиты»), но слова не выражают стремления к какой-либо определенной цели, а лишь отражают мир мыслей и чувств. И если диалоги в традиционном плане способствуют развитию действия, то в пьесе «Вишневый сад» многие отдельно взятые фразы передают только душевное состояние героев, причем нередко слова подменяются жестами или же действиями-сигналами.
- «Я не могу усидеть, не в состоянии (вскакивает и ходит в сильном волнении). Я не переживу такой радости... Смейтесь надо мной, я глупая... Шкафик мой родной... (целует шкаф) Столик мой...»
Используя открытый Толстым прием «диалектики души», испытания героев нравственным выбором (в «Войне и мире» критерием добра и зла становится война 1812 года), Чехов показывает героев пьесы через отношение к вишневому саду. Причем вишневый сад Чехова - это не «общественный сад» Островского, это полноценный герой, развернутый символ: это и символ прекрасного, и Россия, и ее судьба, и жизнь человека сама по себе. И у каждого героя свой вишневый сад, свои надежды. Может быть, поэтому в последнем действии так различно представление героев о будущем.
- «Начинается новая жизнь, мама!» - говорит Аня. «Жизнь моя, моя молодость, счастье мое, прощай!..» - восклицает Раневская. «Жизнь-то прошла!» - вторит ей Фирс.
Герои в пьесе ничего не делают, они бессознательно отдаются течению жизни, не пытаясь что-либо изменить. И, забыв обо всех, насущных проблемах, им кажется, что все уж как-нибудь, верно, решится, ведь «взошло солнце» (огромную роль играют в пьесе картины природы), а будущее видится им как «далеко-далеко обозначившийся город, который бывает виден лишь в хорошую погоду». Но все в жизни, как говорил Пушкин, «восходит, зреет и падет». Так и сад в пьесе проходит через три времени года: весну, лето и осень. Солнце садится... Однако Любовь Андреевна устраивает бал, показывает фокусы, все смеются, шутят, ссорятся, снова смеются, хотя сегодня «решается их судьба». И звуки, введенные Чеховым в действие, есть не что иное, как попытка внутреннего действия «вырваться» наружу. Печально замирает лопнувшая струна, и кажется, что это порвалась какая-то часть души, которую, чтоб не нарывала, нужно не трогать. Поэтому тут слышится «смех».
В пьесе нарушены все законы драматургии. Произведение полностью не вписывается ни в один драматический жанр. Авторские ремарки, подробные и многочисленные, а также огромное количество внесценических персонажей сближают «Вишневый сад» с эпическим повествованием. «Ноктюрн», «Настроение в 4-х актах» - вот как по-разному определяли эту пьесу. Однако сам Чехов назвал произведение «лирической комедией». Действительно, в пьесе больше комического, чем грустного.
Для достижения комедийности Чехов вводит чисто комические персонажи (Яша, Дуняша, Шарлотта, Епи-ходов, Фирс), маленькие миниатюры комедийно-фарсового характера, использует приемы внешнего комизма (так, за рассказом о трагической судьбе Шарлотты следует внезапный прозаический переход к «поеданию» огурца), подачи мелкого и незначительного как возвышенного и серьезного, а также комичности образов (показывая, с одной стороны, драматизм жизни Раневской, Чехов указывает и на несерьезность ее восприятия жизни). И такое сочетание комического с драматическим, смеха с грустью «выливается» в лейтмотив всего произведения - мотив тревоги за свою судьбу, за вишневый сад, а значит, и всю Россию. Однако в произведении нет безысходности. Чехов оставляет надежду, и будто слышатся пушкинские строки: «Печаль моя светла...»
Итак, пьеса «Вишневый сад» стала принципиально новой драматургической формой как во всей русской, так и в мировой литературе.
- Сад этот заполнил все столицы,
- Его не вырубить и не постичь.
- (А. Вознесенский. «Из Мексики»)
