Байронизм был моментальным, но большим, святым и необходимым явлением в жизни европейских стран, а может, в жизни и всего человечества. Он появился в минуты страшной тоски людей, их разочарования и почти отчаяния. После невменяемых экстазов новой веры относительно новых идеалов, провозглашенной в конце прошлого столетия во Франции, в передовых тогда нациях европейского человечества наступило время, настолько не похожее на то, которое ожидали, настолько далекое от веры людей, что следующее разочарование поразило своей глубиной всю Западную Европу.

И не от одних только внешних (политических) причин упали снова поднятые на миг кумиры, но и от внутренней их невозможности, которые ясно увидели все прозорливые сердца и передовые умы. Новое время еще не обозначилось, новый клапан не открылся, и все задыхались под заниженным и суженным над человечеством бывшим его горизонтом. Старые кумиры лежали разбитые. И вот в эту минуту и появился большой и могущественный гений, страстный поэт. В его звуках зазвучала тогдашняя тоска человечества и печальное разочарование его в своем назначении и в его идеалах. Это была новая и неслыханная еще тогда муза мести и печали, проклятий и отчаяния. Дух байронизма вдруг пронесся будто по всему человечеству, все оно откликнулось ему. Это был будто открытый клапан; по крайней мере, среди общих и глухих стонов, даже преимущественно несознательных, это был именно тот могущественный крик, в котором объединились все крики и стоны человечества.

Как было не откликнуться на него и у нас, да и еще такому большому, гениальному и ведущему уму, как Пушкин? Всякий сильный ум и всякое великодушное сердце не могли и у нас тогда обойти байронизм. Да и одним лишь сочувствием к Европе и к европейскому человечеству, а потому, что и у нас, и в России, именно в то время, очертилось слишком много новых, неразрешенных и болевых вопросов и слишком много старых разочарований...

Дьяконова Н. Я.