Рецензия сочинение о творчестве Альберта Манфреда. Мне бы не хотелось писать о книге Альберта Манфреда просто рецензию. Сейчас, когда после смерти Манфреда вышла его последняя книга, мне трудно отделить ее содержание от воспоминаний о нем и об этих беседах: ведь в книгу вошло И то, о чем рассказывал Манфред осенью 1976 года в Париже вблизи исторических мест, связанных с поворотными моментами жизни героев этой книги - Руссо, Мирабо, Робеспьера, что придавало особый колорит изложению уже написанной тогда книги. «Три портрета» неотделимы для меня от этих воспоминаний, и когда я думаю о книге, в сознании возникает живой образ ее автора - четвертый портрет - портрет талантливого историка. Он будет написан его товарищами по профессии, но сейчас разговор о последней книге А. 3. Манфреда неизбежно включит штрихи подобного портрета. Когда я прочитал книгу, мне подумалось, что само содержание ее требует таких штрихов. Дело в том, что «Три портрета» относятся к жанру, который не только раскрывает объект исторического анализа, не только сообщает читателю собранные факты, оценки, обобщения, гипотезы, доказательства. Жанр исторического портрета (а новая книга, подобно «Наполеону Бонапарту» и многим другим книгам А. 3. Манфреда,- шедевр такого жанра) раскрывает в большей степени, чем другие жанры исторического повествования, внутренний мир и творческую натуру автора.
В авторском предисловии А. 3. Манфред пишет:
- «В последнее время у меня появилась склонность - мне нелегко сказать, хорошо это или плохо, не мне судить - раскрывать внутреннее содержание больших общественных процессов, к которым относятся и революции, через изображение отдельных их деятелей».
Дальше разъясняется, почему из числа деятелей Великой французской революции выбраны образы Руссо, Мирабо и Робеспьера. Руссо - заря революции. В образе молодого Руссо, говорит А. 3. Манфред, «мне хотелось показать, как пробивался рассвет наступающего, завтрашнего дня». Это удалось автору. Портретная живопись демонстрирует свою принадлежность к историографии, свою необходимость для исторического анализа. Второй портрет - это Мирабо, один из самых блестящих ораторов 1789 года, даже самый блестящий, самый популярный и влиятельный из деятелей первого этапа французской революции. «Этот яркий, внутренне противоречивый образ в наиболее полной мере,- говорит Манфред,- представляет ранние часы революции». В манфредовском портрете чувствуется рука блестящего художника-портретиста и мыслителя-историка. Уже в первой части, посвященной дореволюционным и предреволюционным событиям жизни Мирабо, читатель понимает не только противоречивость этой мятущейся и могучей натуры, но противоречивость эпохи, те потенции исторического процесса, которые привели к трагическому финалу, к закату славы Мирабо, опередившему его раннюю смерть.
«И, наконец,- продолжает А. 3. Манфред,- третий портрет - портрет Максимилиана Робеспьера. Максимилиан Робеспьер- это полдень, это революция, достигшая своей зрелости, зенита и после его гибели пошедшая по ущербному пути упадка. О Робеспьере написаны сотни книг, тысячи статей. Споры вокруг его имени не стихают почти двести лет. И все-таки в самом облике этого человека, дожившего всего до тридцати шести лет, остается так много значительного, важного, сложного, что он до сих пор продолжает привлекать внимание». В портрете Робеспьера, пожалуй, в наибольшей степени виден синтез художественного, образного, красочного восприятия исторического прошлого и анализа его движущих сил. А. 3. Манфред соединил очень яркие, напоминающие произведения живописцев XVIII века, зрительно ощутимые сцены выступлений Робеспьера и, с другой стороны, историко-социологические конструкции, объясняющие природу, судьбу, экономические и социальные корни последствия и в целом детерминированность якобинской диктатуры, террора, Вандеи, Термидора, соединил то и другое так органично, что читатель почти не замечает перехода от описаний к логическим дедукциям. Эту черту художественной и вместе с тем логической ткани произведения хочется отметить и объяснить особенностями научного темперамента автора.
Эти душевные порывы раскрываются не только в эпических аккордах, но и в тихой лирике. Она пронизывает книгу Манфреда и создает у читателя очень глубокое ощущение эмоционального резовавса, душевной близости к героям, глубокого сочувствия их судьбам и мыслям. Такой эффект повествования тесно связан со свойственным Манфреду умением приблизить прошлое к настоящему, увидеть их связь. В этом отношении лирическая концовка книги «Три портрета» кажется концентрированным повторением лейтмотива всего научного творчества. Концовка находится на последних страницах раздела, посвященного Робеспьеру. Манфред - уроженец Ленинграда - пишет об этом городе, где прошло его детство и юность. Не хочется излагать связанные с ленинградскими воспоминаниями заключительные абзацы книги, вряд ли удалось бы сохранить их проникновенную лирику.
Лучше привести строки Манфреда.
«И вот,- пишет он,- наше повествование подходит к концу. Да простит меня читатель, если, вместо того чтобы дать заключение, обоснованные и тщательно аргументированные выводы, суммирующие итоги тех исторических процессов, о которых шла речь в книге, я позволю себе сослаться на некоторые сугубо личные воспоминания».
