x x
menu

Влияние русских писателей на творчество Грина

Мы можем видеть в творчестве Грина отзвуки влияния лирической манеры Чехова. В рассказах Грина слышится какая-то особая поэтическая мелодия; она проходит между строк, звучит тонко, еле слышно, но на ее фоне более выразительным становится голос каждого инструмента, входящего в оркестр. Эта мелодия только в редких случаях звучит минорно: романтический мир - вот основная тональность рассказом Грина, привлекавшая к себе такое внимание читателе». А от глубокого внутреннего влияния Достоевского идет постоянное обращение писателя к психологии его героев, некоторая обостренность внимания к случаям нарушения психической деятельности человека («Канат», «Крысолов» и другие рассказы).

Грина роднит с Достоевским также и понимание взаимосвязи фантастического и действительного. Достоевский: «У меня свой особенный взгляд на действительность (в искусстве) и то, что большинство называет почти фантастическим и исключительным, то для меня иногда составляет самую сущность действительного. Обыденность явлений и казенный взгляд на них, по-моему, не есть еще реализм, а даже напротив... Неужели фантастический мой «Идиот» не есть действительность, да еще самая обыденная!»

Даже если Грин не знал этого высказывания Достоевского, то самая близость взглядов двух  писателей-психологов  и  мастеров   сюжетного  построения  произведений очень интересна.

Но дело совсем не в том, кто и в чем именно влиял на Грина. Настоящий художник не может не испытывать в своем творчестве влияния его великих предшественников. Это, пожалуй, необходимое условие движения вперед, преемственность поколений, потому что жизнь подтверждает нам правильность мнения: сначала усвой, что сделано до тебя, и липть тогда иди дальше. И настоящий художник не только усваивает достижения своих предшественников, нр и трансформирует их своеобразием своего дарования в свою собственность и дает читателю нечто новое, оригинальное, отражающее его индивидуальность, его творческое лицо. То же самое мы видим и в творчестве Грина.

Писателя считают обычно превосходным мастером рассказа, изобретательным фабулистом. Отрицать этого нельзя: сюжеты его рассказов всегда динамичны, изобилуют острыми, оригинальными поворотами, неожиданными сдвигами. Развертываясь в ходе изложения, такой сюжет раскрывает идею автора под каким-то своеобразным углом, позволяет увидеть в описываемом явлении то, что в нем обычно не замечалось, заслоняемое внешними, часто стоящими на первом плане, но несущественными деталями. Этим приемом Грин не отпускает читателя от себя, держит его в напряжении, заинтересовывает, заставляет читать дальше. Да и читатель не хочет уходить от рассказа, пока не увидит, наконец, разрешения круто завернутого конфликта.

Одно это мастерское построение сюжета, тем более, что оно идет в сочетании с глубоким внутренним содержанием и своеобразной стилистической манерой изложения, говорит нам о том, что мы имеем дело с большим, талантливым художником. Впрочем, для Грина сюжетная схема, острота поворотов и напряженность развития действия, как и все остальные приемы  романтического письма, вовсе но самоцель, а только художественные приемы для раскрытия главного- идеи.   Читателю   совершенно   неважно,    какие  конкретные факты и событии лежат в основе того или иного рассказа, что описания Зурбагана насыщены реальными чертами Севастополя, что капитан Дюк - это, возможно, каком-нибудь старый черноморский   волк и закадычный приятель автора, а его  «Марианна»,  может быть, действительно летала по Черному морю, только под другим, более прозаичным названием.

На сказочном, условном фоне Грин решает общечеловеческие, нравственно-философские проблемы добра и зла, благородства и подлости, любви и ненависти, а решение их невозможно без глубокого психологического анализа действий, поступков и мышления.  И здесь Грин показывает себя настоящим мастером проникновения во внутренний мир героев, изощренным и опытным психологом.

Вспомним начало третьей главы романа «Джесси и Моргиана», где рассказывается, как Джесси в кабинете Тренгаиа увидела картину, изображающую знаменитую леди Годиву. Художник нарисовал ее, согласно легенде, обнаженной, па белом коне . Но, как известно, граждане города, которых леди Годива спасла от налогов, из деликатности заперли ставни и не выходили на улицу, чтобы никто не увидел ее позора. А вот художник нарисовал Годиву едущей обнаженной по улице городка, и Джесси возмущается: «...и жителей тех, верно, было не более двух или трех тысяч; а сколько теперь зрителей видело Годиву на полотне?! И я в том числе. О, те жители были деликатнее нас! Если уж изображать случай с Годивой, то надо быть верным его духу: нарисуй внутренность дома с закрытыми ставнями, где в трепете и негодовании - потому что слышат медленный звук копыт - столпились жильцы; они молчат, один из них говорит рукой: «Ни слова об этом! Тс-с!» Но в щель ставни проник бледный луч света: это и есть Годива!»

Какое проникновение в психологическую сущность события! Как тонко заметил Грин ошибку художника и как чутко понял он состояние зрителя, почувствовавшего себя неделикатным по сравнению с современниками леди Годивы. И как ярко символизирует эта сцена идею всего романа - контраст между цинизмом и чистотой, воплощенный в образах двух сестер.

Многие рассказы Грина посвящены решению именно психологических проблем. Так, в годы первой мировой войны его очень интересовало психическое состояние солдата в момент наивысшего напряжения ого духовных сил («Бой на штыках», «Атака» и др.) или после сильнейшего нервного потрясения («Там или там», «Ужасное зрение») и т. п. Мы не всегда можем согласиться с авторским подходом к теме или с его решением проблемы (раздвоение личности, потеря ощущения реальности, психическая неуравновешенность и т. д.), но внимание Грина к этим вопросам уже в ранних рассказах позволило ему в дальнейшем давать очень точные анализы душевного мира героев, создавать тонкие психологические этюды.

Писатель показывает, как постепенно, отдельными черточками, формируется в сознании ребенка образ этого «гнева». Сначала ему непонятен смысл самого выражения «гнев отца»; он обращается к одному из взрослых: «Не знаете ли вы, кто такой гнев... Отец приезжает завтра. С ним приедет гнев... я... но хочу, чтобы гнев узнал» о проказах. Взрослый рассмеялся и, поняв ошибку ребенка, говорит ему: «Да, гнев твоего отца выглядит неважно.

teacher

Материал подготовлен с учителем высшей категории

Ильина Галина Сергеевна

Опыт работы учителем 36 лет

Популярные материалы

Рейтинг

0/0 icon

Вы можете оценить и написать отзыв

Делитесь проектом в соцсетях

Помоги проекту!

Есть сочинение? Пришли его нам и мы его опубликуем!

Прислать