Татьяна не знает ни манерной жеманности, ни лукавого кокетства, ни сентиментальной чувствительности - всего того, что было свойственно большинству ее сверстниц, получивших воспитание или у «дуры английской породы», или у «своенравной мамзели» - француженки. Она любит Онегина «не шутя», серьезно, на всю жизнь. Ее наивно-чистое, трогательное и искреннее письмо дышит глубоким и прямо выраженным чувством, полно возвышенной простоты. Она живет, прежде всего, своим чутким сердцем, но в ней пробуждается и ум, сознание мыслящей девушки, которая поняла натуру Онегина и окапалась в конце романа выше его. Высокое для своего времени духовное развитие Татьяны помогает ей в Петербурге понять и внутренне отвергнуть «постылой жизни мишуру» и сохранить свой высокий нравственный облик.
Мысль Татьяны пробуждается и первым горьким опытом ее сердца, и чтением книг, главным образом романов, которые «ей заменяли все», она читала и Ричардсона и Руссо, Но, в отличие от Онегина и Ленского, Татьяна всегда была связана со своей родной русской почвой. Она любила русские песни и сказки, верила в народные приметы, гадала вместе с дворовыми девушками. Лучшие черты Татьяны воспитаны в ней няней.
Нежно и тонко, с глубоким проникновением в тайны девической души рассказывает Пушкин о пробуждении чувства любви в Татьяне, ее надеждах и мечтаниях. После первого появления Онегина в семье Лариных все соседи пустились в сплетни и догадки, стали «шутить, судить не без греха, Татьяне прочить жениха»...
- Татьяна слушала е досадой
- Такие сплетни; но тайком
- С неизъяснимою отрадой
- Невольно думала о томи
- И в сердце дума заронилась;
- Пора пришла, она влюбилась.
- Так в землю падшее зерно
- Весны огнем оживлено.
- Давно ее воображенье,
- Сгорая негой и тоской,
- Алкало пищи роковой;
- Давно сердечное томленье
- Теснило ей младую грудь;
- Душа ждала... кого-нибудь.
- И дождалась...
- Открылись очи;
- Она сказала: это он! Увы!
- Теперь и дни и ночи,
- И жаркий одинокий сон,
- Все полно им; все деве милой
- Без умолку волшебной силой
- Твердит о нем...
- Пушкин сочувствует любви своей героини:
- Татьяна, милая Татьяна,
- С тобой теперь я слезы лью...
Судьба ее зависит от «модного тирана», которому не нова девичья любовь и хорошо знакома «наука страсти нежной». Поэт вспоминает «красавиц недоступных, холодных, чистых, как зима, неумолимых, неподкупных, непостижимых для ума», вспоминает и «других причудниц», «самолюбиво равнодушных для вздохов страстных и похвал», и «кокеток записных», и всех ему милей простодушная и чистая чувством Татьяна:
- Кокетка судит хладнокровно,
- Татьяна любит не шутя
- И предается безусловно
- Любви, как милое дитя...
«Тоска любви Татьяну гонит», она грустит, и хочется ей поведать близкому человеку о томящем ее чувстве. Самой родной была для нее няня, и она обращается к ней «Расскажи мне, няня, Про ваши старые года: Была ты влюблена тогда?» С большой теплотой передает Пушкин рассказ няни о печальной доле:
- И, полно, Таня! В эти лета
- Мы не слыхали про любовь;
- А то бы согнала со света
- Меня покойница свекровь.
- «Да как же ты венчалась, няня?»
- Так, видно, бог велел... Мой Ваня
- Моложе был меня, мой свет,
- А было мне тринадцать лет.
- Недели две ходила сваха
- К моей родне, и наконец
- Благословил меня отец.
- Я горько плакала со страха,
- Мне с плачем косу расплели,
- Да с пеньем в церковь повели.
- И вот ввели в семью чужую...
В очерках «Путешествие из Москвы в Петербург» есть замечание, свидетельствующее, что в судьбе няни Пушкин видел типический факт крепостного быта. «Несчастие жизни: семейственной есть отличительная, черта во нравах русского народа,- писал Пушкин, имея в виду крепостное крестьянство.- Шлюсь на русские песни: обыкновенное их содержание - или жалобы красавицы, выданной замуж насильно, или упреки молодого мужа постылой жене. Свадебные песни наши унылы, как вой похоронный. Спрашивали однажды у старой крестьянки, по страсти ли вышла она замуж? «По страсти,- отвечала старуха,- я было заупрямилась, да староста грозился меня высечь».- Таковые страсти обыкновении. Неволя браков давнее зло». Такова же судьба и самой Татьяны.