Стихи о прекрасной даме еще печатались, блокисты были в полном экстазе, когда внезапно визионерский мир Блока резко изменился. Мир для него опустел, небеса покрылись тучами и потемнели. Отвергнутый мистической возлюбленной поэт обратился к земле. Этот поворот сделал Блока несомненно более несчастным и, вероятно, худшим человеком, чем он был, но большим поэтом. Только тут его поэзия приобрела общечеловеческий интерес и стала понятной не только немногим избранным. Она стала более земной, но вначале и земля его не была материальной землей.
Его вскормленный небом стиль при первом контакте с грубой действительностью тут же дематериализовывал ее. Его мир в 1904-1906 гг. – завеса миражей, наброшенная на более реальные, но невидимые небеса. Его стиль, бесплотный и чисто музыкальный, прекрасно подходил для изображения туманов и миражей Петербурга, иллюзорного города, тревожившего воображение Гоголя, Григорьева, Достоевского. Этот романтический Петербург, сновиденье, возникающее в нереальной мглистой атмосфере северных невских болот, стал основой блоковской поэзии, едва он коснулся земли после своих первых мистических полетов.
«Прекрасная дама» исчезает из его стихов. Ее сменяет Незнакомка, тоже нематериальное, но страстное, вечно-присутствующее видение, которым он одержим на всем протяжении второго тома (1904–1908 гг.). С особой четкостью она является в знаменитейшем стихотворении (пожалуй, после Двенадцати самом известном), написанном в 1906 г., характерном сочетанием реалистической иронии с романтическим лиризмом. Стихотворение начинается гротескно-ироническим изображением дачного места под Петербургом. В этом логове кипучей пошлости, где «испытанные остряки» гуляют с дамами и «пьяницы с глазами кроликов „In vino veritas“ кричат», появляется Незнакомка:
· И каждый вечер, в час назначенный
· (Иль это только снится мне?),
· Девичий стан, шелками схваченный,
· В туманном движется окне.
· И медленно, пройдя меж пьяными,
· Всегда без спутников, одна,
· Дыша духами и туманами,
· Она садится у окна.
· И веют древними поверьями
· Ее упругие шелка,
· И шляпа с траурными перьями,
· И в кольцах узкая рука.
· И странной близостью закованный,
· Смотрю за темную вуаль,
· И вижу берег очарованный
· И очарованную даль.
· Глухие тайны мне поручены,
· Мне чье-то солнце вручено,
· И все души моей излучины
· Пронзило терпкое вино.
· И перья страуса склоненные
· В моем качаются мозгу,
· И очи синие бездонные
· Цветут на дальнем берегу.
· В моей душе лежит сокровище,
· И ключ поручен только мне!
· Ты право, пьяное чудовище!
· Я знаю: истина в вине.
Разумеется, перевод может дать только очень несовершенное представление об оригинале – впечатление от поэзии Блока очень сильно зависит от звучания, от гармонии гласных, от эмоционального и музыкального колорита того, что иначе могло бы показаться смутным и бессвязным набором поэтических слов.
К тому же периоду относится целая серия прелестных стихов, где Блок для разнообразия демонстрирует неожиданный дар уютного и шаловливого юмора.
Серия названа цитатой из Макбета – Пузыри земли. Это стихи о простеньких шаловливых духах, живущих в полях и лесах. Немногие стихи Блока завоевали больше симпатии к нему, чем Болотный попик, таинственный, проказливый, добродушный, созданный его фантазией, который, на палец возвышаясь, стоит на кочке
· И тихонько молится,
· Приподняв свою шляпу,
· За стебель, что клонится,
· За больную звериную лапу,
· И за Римского папу.
