Начало XIX века принесло в Европу кризис прежних духовных ориентиров. Это было время, когда буржуазные отношения в большинстве европейских стран стали господствующими; вместе с этим в Европу пришли свобода личности - и одновременно одиночество человека перед лицом грозящих отовсюду и кажущихся непознаваемыми сил. В это время происходит крушение ряда прежде незыблемых ценностей, но, увы, далеко не сразу на место прежней системы ценностей пришла новая, более близкая к реальному человеку. На какое-то время на месте рухнувшей морали образовался вакуум, который мог заполняться всем, чем угодно, - вплоть до вселенского «Все дозволено!». Человек перестал быть частицей какой-то незыблемой системы, в которую ранее он был включен с самого рождения в качестве функциональной детали - и практически лишен свободного выбора.

Теперь перед человеком открылся свободный выбор. Раньше между человеком и Богом стояла правящая церковь, которая в доступной форме разъясняла человеку, в чем заключается его долг перед Богом, да к тому же следила, чтобы человек в слабости своей этот долг не нарушил, карая в назидание другим «заблудших овец». Теперь между человеком и Богом (или в случае его отсутствия - иными первоосновами мироздания) не стояло никакой земной силы. Каждый конкретный человек теперь должен был сам решить для себя вопрос о наличии или отсутствии Бога, о том, есть ли мир разумная субстанция, или - мертвая, безразличная к человеку, или - изначально враждебная человеку стихия; о том, объективны ли Добро и Зло как этические категории, или же это - просто придуманные церковью чудовища, сковывающие свободного человека. Наконец, о том, что есть Добро и что - Зло. Человек стал свободнее, но за все нужно платить, за свободу в том числе. Благо свободы неотделимо от Бремени свободы, Благо познания - от Бремени познания.

Безусловно, эти изменения в общественном сознании отразились и на европейской литературе. Классицистическое искусство было продуктивным лишь на базе однозначного принятия постулата: Человек - это прежде всего частица великого Государства и имеет право на существование прежде всего в этом качестве; к началу XIX века этот постулат безнадежно устарел.

Просветительские идеи имели смысл лишь в своем противостоянии государственному абсолютизму, в противостоянии религиозной нетерпимости и государственному фанатизму, в противостоянии вельможному своеволию, не считающемуся ни с какими доводами разума: в начале XIX века Европа развивалась в основном по подвластным разуму рыночным законам, и теперь бороться с умершим абсолютизмом или с ушедшей в прошлое неограниченной всевластью государственной церкви значило ломиться в открытую дверь. В то же время в искусство все более властно входит свободная и одинокая личность, не зависящая ни от каких внешних сил, способная встать на один уровень с первоосновами бытия, с самим Богом, если он существует, и в то же время несущая тягостное бремя своей свободы и своего одиночества

. Постепенно в искусство начинают входить и богоборческие мотивы. И в то же время в искусство все более властно вторгается чувство мистического страха перед окружающим миром, перед неведомыми силами, грозящими отовсюду уничтожением отдельному одинокому человеку, теперь уже ничем не защищенному (кстати, именно в начале XIX века и начал формироваться жанр детектива, отражая потребность человека в какой-то иллюзии защищенности от вселяющего ужас мира, в том, что добро непременно восторжествует, а зло будет наказано - если не Богом, то Сильной Личностью, стоящим на службе Добра сыщиком, Шерлоком Холмсом или Эркюлем Пуаро). Эти разнородные тенденции в развитии европейского искусства начала XIX века и определили традицию романтизма. Певцом пробудившейся личности - свободной и одинокой - можно по праву назвать великого английского поэта Джорджа Гордона Байрона (1788-1824), судьба которого - исключительно сложная и интересная - была словно бы продолжением его художественного мира. Лорд Джордж Гордон Байрон - по природе своей романтический бунтарь. В одном из своих писем Байрон так говорит о себе: «Я нахожу большое удовольствие в сознании, что временная слава, которой я добился, завоевана наперекор общепринятым мнениям и предрассудкам. Я не льстил властям предержащим; я не скрыл ни одной мысли, которую мне хотелось высказать». Возможно, подобный склад личности поэта был связан с тем, что с самого детства жизнь Байрона была наполнена противоположностями.

Байрон, в частности, вспоминал, что ему приходилось даже драться со своими однокашниками по Харроу, чтобы сберечь от них бюст Наполеона. Этот юношеский стихийный «наполеонизм» и положил начало проходящему через все творчество Байрона восхищению сильной и независимой личностью, не желающей подчиняться чему бы то ни было, кроме собственной воли, не признающей никаких границ, в том числе государственных, и никаких оков.

Бунтарство Байрона проявилось во всем - в том числе и в его парламентской деятельности. Байрон выступал в парламентской палате лордов как представитель оппозиционной либеральной партии вигов - и тщетны были попытки лидеров вигийской оппозиции ввести позицию Байрона в рамки своей достаточно компромиссной программы. Первая речь Байрона в парламенте заключала в себе протест против готовящегося к принятию закона о смертной казни для луддитов - разрушителей машин, и эта речь была столь страстной, что это вызвало неудовольствие весьма многих. Байрон впоследствии вспоминал об этом: «Мне указывали.., что моя манера говорить недостаточно солидна для палаты лордов».

Короче говоря, и благодаря своему поведению в палате лордов, и благодаря мятежному духу своего творчества Байрон нажил себе в Англии огромное количество врагов. И когда английская «общественность» была поставлена перед фактом развода, на который решился Байрон, то это сразу стало поводом для травли поэта. После развода имущество Байрона было описано; дом занят судебными приставами; в газетах стали появляться издевательские заметки и карикатуры. Кончилось все это тем, что в 1816г. Байрон навсегда покинул Англию. Подобно своим странствующим героям Байрон мечется по миру в поисках великого дела. Одно время он сотрудничает в Италии с национально-освободительными организациями карбонариев, снабжает их оружием и деньгами, свой дом в Равенне превращает в арсенал и одновременно - в крепость.

После неудачи карбонарского восстания Байрон отплывает в Грецию, чтобы участвовать в греческом национально-освободительном движении. В Греции Байрон развивает кипучую деятельность, пытается даже возглавить это движение, формирует военные отряды, организует обмен военнопленными... 19 апреля 1824 г. Байрон погибает от лихорадки в Миссолунгах. Его смерть была встречена в Греции национальным трауром, что, впрочем, не послужило достаточным основанием для почетного захоронения тела Байрона в знаменитом Уголке поэтов Вестминстерского аббатства. И лишь недавно в Уголке поэтов установлена мемориальная доска с именем Байрона.

Вот такова была мятежная, бунтарская, в какой-то степени фантастическая жизнь поэта. И в свои поэмы и драмы Байрон избегает вводить людей обычных, живущих в рамках повседневной необходимости. Излюбленный байроновский герой - это либо герой мифологический, символизирующий собой ту или иную «первосоставляющую» бытия, либо человек-бунтарь, рвущий все сковывающие его цепи, преодолевающий все рассекающие мир границы, бросающий вызов основам мироздания. Таковы герои поэм Байрона «Паломничество Чайльд Гарольда» (1812) и «Дон Жуан» (начата в 1818 г. - не закончена). Это - странники, движимые разными страстями (один - Чайльд Гарольд - разочарованием и усталостью; другой - страстью, присущей всем фольклорным и литературным Дон Жуанам), однако объединяет их независимость от внешнего мира, отсутствие прочных связей с кем-либо или с чем-либо, способность преодолевать незыблемые для простых смертных границы. Байроновский Дон Жуан, например, успевает столкнуться с разными цивилизациями и культурами, стать свидетелем великих исторических событий (ему довелось побывать в гареме турецкого султана, попасть в русский плен под Измаилом, драться в составе русской армии во время решающего штурма и получить за это орден «Владимира», попасть в екатерининский Петербург и даже стать фаворитом императрицы), однако все, происходящее вокруг него, кажется мелким и ничтожным на фоне его самоценной романтической личности.