Творчество Мольера совпало со временем расцвета абсолютизма во Франции, когда Людовик XVI провозглашал: «Государство - это я!», когда в его честь создавались поэмы, оды, а пышность французского двора поражала весь мир. Настоящее имя Мольера - Жан-Батист Поклен. Он был; сыном преуспевающего буржуа, владевшего обойной мастерской и лавкой. Отец его Жан Поклен имел титул «королевского обойщика», которым очень гордился. Когда в 1622 году у Поклена родился первенец, он передал ему свое имя, а в будущем намерен был передать титул и профессию. Мальчик был помещен в Клермонский колледж, где увлеченно и успешно изучал древние языки, философию и основы других наук. Отцовская профессия не привлекала юношу. Одно время он готовился стать адвокатом. С этой целью даже сдал экзамен на лиценциата прав при Орлеанском университете. Но и юристом он не стал. Еще мальчиком Жан-Батист увлекался театральными зрелищами. Вместе со своим дедом А по матери он с восхищением наблюдал их на шумных па- щ рижских площадях и очень серьезно мечтал о сцене.
Преодолев сопротивление родни и отрекшись от всего, к чему его готовили, Жан-Батист вместе с другими любителями театра создал небольшую труппу, взявшую довольно рекламное имя - Блистательный театр. Но у вдохновенных энтузиастов не было ни сценического опыта, ни своего репертуара, ни крыши над головой. После двухлетнего прозябания театр был закрыт, а Мольер (это его театральное имя) оказался в долговой тюрьме. Неудачное начало не охладило Мольера и его друзей. Погрузив на фургон театральные пожитки, «дети семьи», как они себя называли, отправились искать счастья в провинцию, где и пробыли 13 лет. На первых порах и здесь их ждали неудачи. Зрителей не привлекали трагедии, которые ставили актеры. Куда интересней провинциалам казались комедии масок. И тогда Мольер сам принялся сочинять пьесы, перенимая кое-что из итальянской комедии масок и вводя в смешные сцены элементы фарса. Самоотверженность актеров и новый репертуар обеспечили театру успех.
Годы скитаний - это знакомство с жизнью горожан, крестьян, феодалов, это изучение характеров, нравов, вкусов, обогащение языка. В драмы Мольера смело вошла та «плебейская стихия», которую осуждал Буало, но которая внесла полнокровную струю в произведения комедиографа, определила своеобразие его творческого «я». Спустя несколько лет театр Мольера стал считаться лучшим из юных провинциальных театров. Душою труппы был Мольер: молодой, талантливый, красивый, остроумный, находчивый, веселый. Он был и режиссером, и актером этого театра, очень требовательным к себе и к товарищам по ремеслу. Он стойко сносил невзгоды и твердо верил в успех. И успех пришел. Труппа была приглашена на королевскую сцену.
С трепетом и страхом ждали актеры суда парижской придворной знати. Ставили «Любовную досаду». Спектакль имел шумный успех. Театр получил признание короля, а вместе с тем и право давать представления в одном из королевских театральных помещений. Но с успехом пришла и зависть соперников, а с постановкой «Смешных жеманниц» (1659) начались злоключения и даже вражда со стороны высокопоставленной публики. В этой комедии Мольер высмеивает нравы, претенциозную речь, вычурные манеры парижских жеманниц, увлечение салонным искусством, пародирует надутых франтов, кичащихся своим
сословным превосходством, смеется над фальшивой напыщенностью актеров любимого аристократами Бургундского отеля.
Но благосклонность короля оставалась прежней. Людовик XIV хотел держать все труппы в своих руках, чтобы обласкав, подчинить их своему влиянию. Мольеру приходилось оформлять дворцовые празднества и увеселения. Это отвлекало его от серьезной работы, но обеспечивало определенную независимость и защиту. Нужно сказать, что отношения драматурга с «королем-солнцем», так называли Людовика XIV, были сложными. Близкие считали, что Мольер отдавал должное незаурядности короля, хотя он не мог не видеть узурпаторского характера его власти. Известно, что Людовик XIV временами благоволил к Мольеру и даже пожелал, например, быть крестным отцом в семье комедиографа, но это никак не отразилось на ее благополучии. Мольеру приходилось быть очень гибким в отношениях с земным «богом», и, уступая ему в малом, добиваться большого в постановке «крамольных» комедий, в преодолении ненависти дворянства и духовенства, в сохранении труппы и своего театра.
После возвращения в Париж Мольер создал более тридцати пьес, придерживаясь правила; поучать людей, забавляя их. Примечательно, что Мольер, став знаменитым драматургом продолжал играть на сцене, исполняя самые ответственные и трудные роли. Непрерывная борьба подорвала здоровье Мольера. Он часто болел.
В начале 1673 года он написал «Мнимого больного», II котором играл Аргана. На четвертом представлении 17 февраля он почувствовал себя совсем плохо. Его душил кашель. Временами силы почти покидали его. Публика, не знавшая состояние Мольера, дивилась тому, как естественно он передает притворство Аргана. Но это, к сожалению, было не игрой. Из театра больного унесли. Была ночь. Искали доктора, звали священников. Но те отказались идти к автору «Тартюфа» даже ради причастия. Хлынувшая горлом кровь оборвала жизнь писателя. Четыре дня церковники не давали согласия на его погребение. И лишь после вмешательства короля Мольера разрешили похоронить, но ночью при факелах и за кладбищенской оградой. «Благочестивые отцы» не довольствовались однако этой посмертной местью: кто-то из Тартюфов написал и пустил по рукам отвратительную эпитафию и стихах, где выражалось ликование по поводу кончины безбожника и злорадное пророчество ему адских мук. Но напрасно. В памяти людей многих поколений имя Мольера останется живым и глубоко уважаемым, а творчество неизменно современным. В 1792 гору останки Мольера были перенесены в Пантеон.
В знак памяти о великом комедиографе и актере ежегодно, в день его смерти, театр Комеди Франсез ставит «Мнимого больного», в котором играл Мольер в последние часы жизни. Публика, присутствующая на этом представлении, чтит его память молчаливым вставанием.
«Для его памяти ничего не нужно, но для нашей нужен он...» - гласит надпись на памятнике Мольеру, поставленном в зале торжественных заседаний Французской Академии.
