Как мы помним, от Е. Петухова до наших дней исследователи были уверены в том, что это «Перевод 1-й Сатиры Буало». К сожалению, однако, Е. Петухов, увлеченный бумагами Востокова, не догадался прочесть находившийся рядом отзыв Измайлова, который обильно уснащен цитатами из разбираемого сочинения. По этим цитатам нетрудно было бы установить, что под названием «Сатира» Батюшков представил Обществу отнюдь не перевод Буало а совсем другой текст - стихотворенение, известное ныне под заголовком «Послание к Хлое».
Это послание было впервые опубликовано Л. Н. Майковым по рукописи из собрания П. Н. Тиханова, принадлежавшей некогда M. Е. Лобанову. В рукописи текст имел загадочный подзаголовок: «Подражание». Смысл этого подзаголовка Л. Н. Майков объяснял так: «Находящуюся в той же рукописи приписку к заглавию, что „Послание" есть „подражание" какому-то чужому произведению, можно объяснить сходством пиесы Батюшкова с сатирическим стихотворением В. Л. Пушкина «Вечер» (Аониды, кн. III), где также, как у нашего поэта, выводится ряд типов светского общества». Д. Д. Благой был более осторожен в определении объекта подражания, но, как кажется, тоже склонен был считать таковым произведение русской поэзии: «Трудно сказать, кому специально подражал Батюшков в своем „Послании". Мотивы ухода „из города", от „шумного" „света", в деревню, в „мирную хижину" были общим местом карамзинистской поэзии»38. Н. В. Фридман в общем принял толкование Майкова.
В рукописи, представленной Вольному обществу, текст, как мы могли убедиться по отзывам, имел несколько иной подзаголовок: «Подражание французскому*. Следовательно мнение Л. Н. Майкова о том, что Батюшков намекал на свою зависимость от В. Л. Пушкина, приходится оставить.
Но какой же французский текст послужил источником для батюшковской «Сатиры»? Этот источник, по счастью, удалось установить. Объектом подражания для начинающего поэта послужило знаменитое сочинение Вольтера Epitre a Madame Denis, niece de l'auteur.
Речь здесь, конечно, идет о «Послании к Хлое»: Лукниц-кий записывал со слуха и потому воспроизвел название неточно. Вряд ли можно сомневаться в том, что, называя послание Батюшкова «переводом из Вольтера», Ахматова имела в виду именно «Послание к мадам Дениз». Ахматова очередной раз продемонстрировала и остроту своего литературного зрения (она действительно увидела то чего не заметили дотошные «академики») и способность дать блестящую в своей емкой точности характеристику.
В самом деле, текст Батюшкова — это подновление «без перемены состава». Местами это почти точный перевод (сохранено даже имя героини), местами — вариация, слегка русифицирующая свой источник (Батюшков в обращении с материалом следует установившейся традиции).
Характерно, что из текста Батюшкова исключена проповедь как одна из тем болтовни двух подруг и фигура monsieur - в России (даже «дней Александровых прекрасного начала»!) недостаточно почтительное упоминание духовенства было невозможно не только в печати, но и в любом публичном чтении...
Вся эта «вольтерофильская» атмосфера, видимо, во многом предопределила выбор Батюшкова. Во-первых, перевод-переделка из Вольтера вполне укладывался в рамки эстетических пристрастий кружка. Во-вторых, выбор Вольтера в качестве объекта имитации не противоречил интересам и пристрастиям Общества в целом. Наконец, в-третьих, тон и жанр послания соответствовали интересам и наклонностям молодого Батюшкова, который, судя по сохранившейся поэтической продукции середины 1800-х годов, осознавал себя в это время прежде всего сатириком на французский лад, в духе Буало и Вольтера. Да и вообще Вольтера он в ту пору любил. Строка из написанного вскоре послания «К Филисе» - «Тут Вольтер лежит на Библии» - явно не только дань штампам французской «легкой поэзии».
