Поэзия и проза Иоганнеса Бобровского (1917-1965) проникнуты чувством многовековой вины немцев перед соседними восточными народами, а также желанием приблизить время человеческой общности. Рассказ об этой вине, стремление «пробудить дружеские чувства к литовцам, русским, полякам и т. д.» 51 являются «генеральной темой» творчества Бобровского. Оно исполнено активного гуманизма, представляющего прогрессивные христианские традиции и опирающегося в политическом отношении на социалистические преобразования в мире, а в социальном отношении - на трудовую жизнь народа. Гердер и Гаман, литовец Кристиан Донелайтис или поляк Адам Мицкевич так же живы в произведениях Бобровского, как песни крестьян и цыган. Традиции и новаторство сливаются у Бобровского в самобытном художественном мироощущении.
В своих стихах - при жизни поэта вышли сборники «Время сарматов» (1961) и «Страна теней и рек» (1962); после смерти - «Знаки грозы» (1966) и «Кустарник ветра» (1970) - Бобровский использовал поэтический язык, отличающийся лексическим и образным лаконизмом, дающим возможность создать емкую картину лишь немногими, зачастую противоположными по своему смыслу образами.
Уже в «Элегии памяти пруссов», посвященной «безвестной гибели» балтийского племени пруссов, ощутимо это творчески активное продолжение великих поэтических традиций, и в первую очередь здесь вспоминаются оды Клопштока:
Но живы твои имена,
народ истребленный: и склоны
гор, присмиревшие реки,
и камни, и тропы,
вечерние песни, сказанья,
и ящериц шорох твердят о тебе, и, как вода из болот, моя скупая от слез песня скупа, как улов рыбака седого, который на голом прибрежье закинул свой бредень в закатный час.
Ландшафт восточных земель, их природа, их история, их люди, портреты великих писателей, поэтов, композиторов прошлого занимают значительное место в стихах Бобровского. «Сфера, в которой так долго господствовали нечистые голоса, внезапно наполнилась этим спокойным, негромким голосом. Иоганнес Бобровский не делал заявлений о братстве: его поэзия была братской», - сказал Стефан Хермлин в своем «Надгробном слове Бобровскому»^'.
Образная уплотненность языка служит в поэзии Бобровского точному наименованию вещей. Прошлое и настоящее, действительность и внутренняя духовно-эмоциональная жизнь сливаются в единый выразительно-смысловой сгусток.
Ассоциативное богатство стихов Бобровского делало их особенно предрасположенными для устного исполнения (это в меньшей мере относится к портретным стихам), однако, противостоя брехтовскому пониманию поэзии, они были рассчитаны на эмоциональное, катарсическое воздействие. Поэзия Бобровского несет в себе мощное гуманистическое начало и стремится вызвать соответствующий отклик в душах людей.
