Успехи «новой школы» приводили в смущение и крайнее раздражение ее противников - славянофилов, представителей «официальной народности» И в особенности старых врагов Белинского и Гоголя - Ф. Булгарина и Н. Греча. С появлением «Физиологии Петербурга» они начали против нее особенно ожесточенные атаки. Газета Булгарина «Северная пчела» изощрялась в злобных нападках на «новую школу». Под предлогом защиты «чистого искусства» Булгарин и его сотрудники с яростной ненавистью накидывались на произведения того жанра, который впервые внешне объединил сторонников нового направления и в котором нашли свое крайнее выражение их новые эстетические принципы, - на «физиологические» очерки.
Сначала «Северная пчела» нападала на Даля с его «Петербургским дворником», недоумевая, какую «имеет цену в нравственном и философском отношении» этот «эскиз наружной жизни дворника». Более резко газета иронизировала по адресу Некрасова, негодуя на то, что этот начинающий писатель стал редактором сборников. «Внимание!- издевалась она. - Теперь следует физиология самого господина редактора книги «Петербургские углы», и тут же, конечно, мы увидим весь талант неизвестного сочинителя...». Заметив, что в «углах» обитают несчастные бедняки и что их надо изображать с «участием и состраданием», автор статьи возмущался прямотой и резкостью изображения в очерке Некрасова. «Г. Некрасов, - писал он, - питомец новейшей школы, образованной г. Гоголем, которая стыдится чувствительного, патетического, предпочитая сцены грязные, черные, - изображает нам другого рода обитателей «углов»...». Столь же резко газета Булгарина выступала и против неизвестного ей автора «Вступления» к «Физиологии Петербурга», возмущаясь единством теоретических и творческих позиций «новой школы».
Некрасов подчеркивал, что «статьи», помещенные в сборнике, «кроме литературного достоинства, имеют еще и достоинство правды», и хотя в них показаны «смешные» и «темные» стороны «народного быта петербургского населения», это - только начало оольшого труда и в его последующих частях могут развернуться «стороны серьезные и светлые того же предмета...».
Когда вышел «Петебургский сборник», «Северная пчела» перенесла и на него свои огульные и недобросовестные выпады. Теперь Булгарин сделал попытку заклеймить всю «новую школу» каким-нибудь общим унизительным названием и для этого заимствовал ч; французской критики 20-30-х годов XIX века слово «натуральный». Ссылаясь на свои прежние критические статьи, он писал: «Из разбора «Физиологии Петербурга» читатели наши знают, что г. Некрасов принадлежит к новой, то есть натуральной литературной школе, утверждающей, что нужно изображать природу без покрова. Мы, напротив, держимся правила... Природа тогда только хороша, когда ее вымоют и причешут» 5.
Вслед за тем название «натуральная школа» подхватили сотрудники Булгарина, и оно скоро вошло в обиход. Вновь нападая на Некрасова, «Северная пчела» писала, например: «Остановимся на поэзии самого издателя «сборника» г. Некрасова, как известно, одного из натуральнейших представителей «натуральной» школы.
К критикам «натуральной школы» присоединился отчасти и В. Майков. «Еще наивнее самообольщение тех господ, - писал он, - которые от ложного блеска романтизма уходят в грязь действительности, воображая, что стоит только описать какую-нибудь абсолютную гнусность, чтобы попасть в гении натуральной школы». Вскоре к травле «натуральной школы», начатой «Северной пчелой» и «Москвитянином», присоединились и широкие журнально-театральные круги. Так, в альбоме «Ералаш» появилась карикатура на Григоровича, где писатель «натуральной школы» был изображен роющимся в помойке. Н. Куликов написал бойкий водевиль под названием «Школа натуральная», а П. Каратыгин - другой, подобный же, под заглавием «Натуральная школа». Герои последнего по ходу действия пели комические куплеты, например, такой:
- Все мы натуры прямые поборники,
- Гении задних дворов,
- Наши герои - бродяги и дворники,
- Чернь петербургских углов!
Во всем этом сказывались отнюдь не эстетические тенденции врагов нового направления. Они вели борьбу не столько против его творческих принципов, сколько против общественных стремлений и идеалов его основного ядра и его руководителей. В сущности это была борьба реакции против возникавшего революционно-демократического движения, возглавленного Белинским.
Белинский не испугался названия «натуральная школа», которым Булгарин пытался унизить представителей нового направления. Он нашел, что это название, наоборот, довольно верно определяет его основные особенности, и стал применять его в своих статьях уже в положительном смысле. В статье «Ответ «Москвитянину», явившейся на самом деле ответом славянофилу Ю. Самарину, выступившему в этом журнале против «Современника»4, Белинский дал свое понимание этого термина. Он называл «старую школу» в русской литературе «реторической» или «неестественной», противопоставляя ей «новую школу» как естественную, т. е. «натуральную», вкладывая, как уже указывалось, в это слово то значение, которое теперь соединяется со словом «реализм».
Следовательно, у Белинского уже намечалось очень важное в. Научном отношении различение понятий: «натурализма» (реализма) как творческого метода, могущего существовать в литературе различных эпох, и «натурализма» как литературного направления, которое оформилось лишь к середине 40-х годов XIX в. в новой творческой программе, опиравшейся на лучшие творческие достижения Гоголя.
Однако по-прежнему связывая «натуральную школу» с Гоголем, с его традицией в критическом реализме, Белинский сознавал теперь, что сам Гоголь, опубликовавший свои «Выбранные места из переписки с друзьями», уже перестал быть «главою» передовой литературы и что она должна идти дальше своим путем. Весь успех ее, - указывал критик, - заключается пока в том, что она нашла уже свою настоящую дорогу и больше не ищет ее, но с каждым годом более и более твердым шагом продолжает идти по ней. Теперь у ней нет главы, ее деятели - таланты не первой степени, а между тем она имеет свой характер и уже без помочей идет по настоящей дороге, которую ясно видит сама»4.
Защищая «натуральную школу» от нападок врагов, Белинский по сочувствовал при этом тем крайностям «физиологического» изображения жизни, к которым иногда приходили некоторые из ее участников. Лучшими образцами литературы нового направления критик считал «Тарантас» Соллогуба, «Кто виноват?» Герцена, Бедных людей» Достоевского, «Обыкновенную историю» Гончарова, «Записки охотника» Тургенева. Каждое из этих произведении он и сделал в своих статьях предметом особенно подробного разбора и тщательной оценки.
