Гарин И. И. Пророки и поэты. Свифт. Джон Донн

Гарин И. И. Пророки и поэты. Свифт. Джон Донн он не публикует свои любовные элегии, но они столь блистательны, естественны и свежи, что прекрасно обходятся без публикаций, расходясь в сотнях списков. "Источник: Литература Просвещения) поток сознания влюбленного, то теряющего - веру в женскую верность ("верных женщин не бывает. Если б хоть нашлась одна" и т.

д. ), то мечтающего о близости со всеми ("Но раз природы мудрой сила на лад один их сотворила, то нам доступна близость всех), то непристойного ("Из сотни вертопрахов, что с ней спали и всю ее, как ветошь, истрепали), го грубого ("Ты дура, у меня любви училась, но в сей премудрости не отличилась), то нежного и печального в разлуке ("Она уходит... Я объят тоскою), то постигающего безрассудство любви ("И, разделяя мертвецов судьбу, в любви я, как в гробу" ), то вожделеющего об этом безрассудстве. Элегия XIX К возлюбленной, когда она ложится спать Скорей иди ко мне, я враг покоя, И, отдыхая, я готовлюсь к бою.

Так войско, видя, что уж близко враг, Томится ожиданием атак. Скинь пояс, он как Млечный Путь блистает, Но за собой он лучший мир скрывает. Позволь с груди мне брошку отстегнуть, Что дерзким взорам преграждает путь. Шнуровку прочь! Бренчание металла Пусть возвестит, что время спать настало. Долой корсет - завидую ему, Он ближе всех к блаженству моему.

Спадает платье... Нет мгновений лучших! Так тень холмов уходит с нив цветущих. Ты, ангел, рай сулишь, который сам Суровый Магомет признал бы раем. Но в белом мы и дьявола встречаем. Их различить нас умудрил господь: Бес волосы подъемлет, ангел - плоть. Рукам блуждать дай волю без стесненья Вперед, назад, кругом, во все владенья...

Чтоб дать пример, вот я уже раздет... Укроешься ты мною или нет? В любви Донна волнует только само чувство, переживание, страсть, и здесь он до озорства современен - как ваганты, как Вийон, как Ронсар, Бодлер, Кено. Смотри: блоха! Ты понимаешь, Какую малость дать мне не желаешь?

Кусала нас двоих она, В ней наша кровь теперь совмещена! Но не поверишь никогда ты, Что это есть невинности утрата. Блоха есть ты и я, и нам Она и ложе брачное, и храм. Настоящая жизнь для поэта начинается с любви: "До дней любви чем были мы с тобой?" - и любовь же является ее средоточием: Наш мир - на этом ложе он... Здесь для тебя вселенная открыта: Постель - твой центр, круг стен - твоя орбита! Интересна обработка темы "война-любовь": Там лечь - позор, здесь - честь лежать вдвоем.

Там бьют людей, а мы их создаем. В тех войнах новой не творится жизни, Здесь мы солдат даем своей отчизне. "Источник: Литература Просвещения) жизненной стихийностью и ритмичностью. Таим свою любовь, от всех скрываясь, и вот вселенной стало ложе нам, пусть моряки на картах новых стран материки врезают в океан, а нам с тобой один... Один лишь мир нам дан.

И два лица озарены глазами, два сердца верных, словно друг в беде, как бы две сферы глобуса пред нами: Но мглистый Запад, льдистый Север - где? Всё гибнет, всё слилось в случайный миг, но вечность наш союз в любви воздвиг, и каждый из двоих бессмертия достиг.

"Источник: Литература Просвещения) на тему расставания с любимой сквозь целомудренную нежность или плотскую пылкость уже проглядывает страдание, вызванное далеко не любовью: Так незаметно покидали иные праведники свет, что и друзья не различали, ушло дыханье или нет. И мы расстанемся бесшумно... И т. д. - То страдание, которое затем уже в явном виде перерастет в трагический и безнадежный вопль о тщете и низменности человеческого существования: А как печальны судьбы человека! Он всё ничтожней, мельче век от века, и в прошлом веке был уже ничем, ну а теперь сошел на нет совсем. ... ни чувств, ни сил, ни воли нет у нас, порыв к свершеньям в нас давно угас.

"Источник: Литература Просвещения) Вот почему душе спуститься Порой приходится к телам, И пробует любовь пробиться Из них на волю к небесам. Донн - один из выдающихся интровертов, виртуозно перекладывающий собственную субъективность на общедоступный язык чувств и переживаний. Ты сам - свой дом, живя в себе самом. Не заживайся в городе одном. Улитка, проползая над травою, Повсюду тащит домик свой с собою. Бери с нее пример судьбы благой: Будь сам дворцом, иль станет мир тюрьмой! "Источник: Литература Просвещения) и эпикурейства к меланхолическому раздумью о бренности бытия он шаг за шагом исследует путь человеческой души от рождения и до смерти.

В этом исследовании мы уже ощущаем мотивы, характерные для Джойса, Музиля, Кафки. "Источник: Литература Просвещения) "Источник: Литература Просвещения) тюрьме Флит, не потеряй влиятельных благодетелей, не умри Анна в молодости, кто знает, родились бы или нет Анатомия мира, Путь души, Благочестивые сонеты... Можно сказать, что бедствия, выпавшие на его долю, были не столь длительны и велики, но есть ли мера несчастьям? Кто знает, кто проследил, как жизнерадостность постепенно перерождается в меланхолию и пессимизм, перерабатывая порыв жизни в движение к смерти? Перелом, приведший его к капелланству, превращение лирического поэта в настоятеля собора Св. Павла, отречение от столь необходимой ему светскости - без этого нам не понять Джона Донна как религиозного поэта.

Но даже в его прозе до и после 1610 года всегда присутствуют "два Донна": Проблем и парадоксов и Донн Проповедей. Эволюция Донна во всех отношениях характерна для гения перелома, чей путь к высотам человеческого духа начинается с бурного кипения страстей и завершается болью человеческого самопознания. С той особенностью, что одни приходят к перелому в конце, а другие, как Донн, в расцвете. Перелом происходит абсолютно во всем: в мировоззрении, в тематике, в стиле. От непосредственности эмоций - к высокой философичности, от прозрачности образа - к сложной аллегории, от вийонирования - к гонгоризмам, от юношеской дерзости - к зрелой духовности, от открытости - к консептизму, от конкретности - к эмблематичности, от ренессансной гомоцентричности - к мистическому духовидению.

Именно в религиозном мироощущении, в беспокойстве, сомнении, тревоге, боли, в остроте восприятия зыбкой хаотичности мира, в высокой человечности, тревожащейся за судьбу личности, будь то барокко Гонгоры, Спонда или Донна, постромантизм Бодлера или модернизм Элиота, и состоит непременный критерий вечной поэзии, разделяющий пишущую братию на Поэтов и стихоплетов. Мы созерцаем бедствий страшный час: Второй потоп обрушился на нас! Лишь волны Леты плещутся забвенно, И всё добро исчезло во вселенной. Источником добра она была, Но мир забыл о ней в разгаре зла, И в этом общем грозном наводненье Лишь я храню и жизнь, и вдохновенье...

Если элегии Донна, ведущие от Проперция и Тибула к Мильтону, предвосхищают романтиков XIX и лириков XX века, то его сатиры, отталкивающиеся от Ювенала и во многом перекликающиеся с Трагическими поэмами Агриппы д'Обинье и с филиппиками Ренье, являются поэтическими параллелями будущих английских эссе или французских "опытов". В Парадоксах и проблемах перед нами предстает подлинный, а не присяжной гуманист, как попугай кричащий "Осанна, осанна, осанна!

" - Осанна человеку. Донн соболезнует, сочувствует, сопереживает людям - их бедам, их несчастьям, их самонадеянности и наивности, но он не скрывает и той правды, которую жизнь открыла ему: что человек жалок и ничтожен - игрушка в руках провидения, что он несовершенен и не желает быть иным, что он зол и агрессивен и что нет иного пути к его обузданию, нежели религия. Еще не став проповедником и деканом, он уже создает свои вдохновенные divi"Источник: Литература Просвещения) дисгармония - за несоблюдение ударений Донн заслуживает повешения, скажет Бен Джонсон, - но прежде всего это платоническое мировосприятие, "размышление о страданиях души в сей жизни и радостях ее в мире ином". Конечно, и в любовной лирике Донн - новатор-виртуоз, не страшащийся снижения возвышенного и возвышения сниженного. Но по-настоящему он велик все-таки в Благочестивых сонетах и в Путиду-ши, а не в Общности обладания или Блохе.

Он и сам знает это, когда называет свою лирику любовницей, а метафизику - законной женой. Почему мы не приемлем этот шедевр - Путь души? Нет, вовсе не потому, что "Великая Судьба - наместник Бога". И даже не за пифагорейский метемпсихоз - путь души, кочующей из мандрагоры в яйцо птицы, рыбу, кита, мышь, слона, волка, обезьяну, женщину, отмечен печатью дьявола. Душа порочна по своей природе, порочна самим своим основанием, и здесь ничего не изменишь! Донн действительно близок к Марино, Спонду и Гонгоре, но еще ближе к Элиоту и Джойсу. О смерти Вебстер размышляла, И прозревал костяк сквозь кожу; Безгубая из-под земли Его звала к себе на ложе.