Исходной точкой в развитии лирического сюжета оказывается здесь тема одиночества. Тема эта, обозначенная во второй строфе стихотворения, в дальнейшем усиливается вариативным пояснения. Перед читателем — несколько различных ситуаций одиночества, по тем или иным причинам непреодолимого.
Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую залил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать веселых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовет;
Знакомое не слышно приближенье,
И милого душа моя не ждет"
Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют...
Но многие ль и там из вас пируют?
Еще кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого из вас увлек холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришел? Кого меж вами нет?
Он не пришел, кудрявый наш певец,
С огнем в очах, с гитарой сладкогласной:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашел привет унылый
Сын Севера, бродя в краю чужом.
Сидишь лм ты в кругу своих друзей
Чужих небес любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лед полунощных морей?
Счастливый путь!.. С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя,
И с той поры в морях твоя дорога,
О, волн и бурь любимое дитя!
И вдруг, на первый взгляд несколько немотивированно, звучит своеобразный гимн в честь торжества дружбы. Тема ее торжества сначала пронизывает основные компоненты возвышающего ее сравнения, а затем развертывается и получает наглядное обоснование. Речь идет о победе дружеских связей над всем, что разобщает и сковывает людей, над всем, что отягощает их жизнь:
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен
Неколебим, свободен и беспечен
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Все те же мы: нам целый мир чужбина:
Отечество нам Царское Село
Переход этот подготовлен предшествующим развитием темы одиночества. Так, например, в 5-ой и 6-ой строфах, где перед читателем является чужих небес любовник беспокойный", авторское внимание задерживается на одной из поставленных в ряд ситуаций разлуки (мореплаватель отделен от друзей и временем и бесконечностью пространства). Задержка педалируется и длится до тех пор, пока в глубине безысходного одиночества ни обнаруживается абсолютная неуиичтожимость дружеских чувств и отношений:
Ты простирал из-за моря нам руку,
Ты нас одних в младой душе носил
И повторял: "На долгую разлуку
Нас тайный рок, быть может, осудил!"
Конечно, в стихотворении "19 октября" представление о пророческой миссии поэта присутствует скорее имплицитно, однако в стихотворениях 14Пророк" (1826) и "Поэт" (1827) оно уже развернуто. Речь в них уже прямо идет о том, что в поэтическом вдохновении таится вещее знание— способность постигать скрытую связь явлений и непредставимую в рамках рассудочного понимания возможность их преображения. Иначе говоря, речь идет о способности открывать некие силы, которые могут преодолевать действующие законы социальной жизни - так же, как чудо преодолевает инерцию "нормального" порядка вещей. И в такой же степени речь идет о способности предсказывать будущее действие этих сил: недаром в стихотворении "Поэт" поэт-пророк выступает в образе жреца-оракула Дельфийского храма Аполлона.
