Зрелое творчество Лермонтова («Смерть поэта», «Дума»)

«Смерть Поэта» — этапное произведение Лермонтова. Обращение к рассмотрению творческой предыстории «Смерти Поэта» дает наглядное представление об уникальном сочетании в лермонтовском творческом процессе импровизационности и глубочайшей выношенности его зрелых творений. Это прежде всего относится к образу погибшего поэта, одинокого и бесстрашного борца, вступившего в столкновение с «мнениями света», с обществом и трагически гибнущего в неравной схватке.

Вскрывая глубинные связи трагедии Пушкина с последекабристской действительностью, Лермонтов находит в «Смерти Поэта» для их обозначения лапидарно-сжатое выражение в стихах, как будто отлитых из металла, например: «И умер он — с напрасной жаждой мщенья, С досадой тайною обманутых надежд». Мотив «обманутых надежд», столь значительный для современников Пушкина и Лермонтова, ставший одним из ключевых в «Смерти Поэта», буквально «вырос» из предшествующей лермонтовской поэзии, постепенно выкристаллизовываясь в ней в устойчивые словосочетания: «И нет надежд — передо мной Блестит надменный... свет»; «Надежд пропал последний рой»; «В душе моей, как в океане, Надежд разбитых груз лежит».

Не менее характерен для лермонтовской поэзии и мотив мщения, занимающий такое большое место в «Смерти Поэта». В поэтическом отклике на французскую революцию 1830 г. юный поэт когда-то писал: «Есть суд земной и для царей». В «Последнем сыне вольности» мотив возмездия — один из центральных. Такими же «выношенными» являются в «Смерти Поэта» и многие другие мотивы: рока, судьбы, «довременного конца». Образ Пушкина — центральный в стихотворении. С поразительной остротой и политической дерзостью Лермонтов поставил вопрос о трагической судьбе Поэта в условиях самодержавной России. Образ Поэта раскрывается не только в прямых оценках, но и через систему других образов, многопланово изображенных конфликтов. Поначалу речь идет о столкновении поэта со светом, изображаемым как безликая масса. Затем из нее выхватывается и показывается крупным планом фигура Дантеса — слепого орудия света в расправе с поэтом. В заключительных 16 строках поэт клеймит стоявшую за спиной Дантеса и света правящую верхушку, палачей «Свободы, Гения и Славы». Именно к ним обращены пророческие слова поэта: «Но есть и Божий суд, наперсники разврата! Есть грозный судия: он ждет...». Как обычно у Лермонтова, образные формулы «Божий суд» и «грозный суд» многозначны и полисемантичны. В них — вера не только в высшую небесную справедливость, но и в справедливость историческую.

В «Смерти Поэта» отчетливо выделяются три части. Первая, состоящая из 33 стихов, воспроизводит картину гонений и гибели великого Поэта. Во второй, начинающейся словами: «И он убит — и взят могилой», а кончающейся стихом: «И на устах его печать» (23 стиха), преобладают элегические интонации надгробного раздумья о трагической судьбе поэта. Третью часть образует шестнадцатистрочное «прибавление» — гражданская инвектива в адрес истинных виновников трагедии. Есть в «Смерти Поэта» и еще одна композиционная особенность. Оно словно составлено из «блоков»: лирико-монологических, субъективно-выразительных — и объективно-изобразительных, сюжетно-повествовательных.

Переплетение противоположных начал характерно и для языка, стилистики стихотворения. В нем противостоят и дополняют друг друга две поэтические тональности: гражданственно-обличительная, ораторская, когда речь идет об убийцах поэта, и лирически-проникновенная, напевно-музыкальная, когда автор обращает слова любви и преклонения к «дивному гению». Синтез в содержании и поэтике стихотворения полярных начал (любви и ненависти, лиризма и сатиры, гражданственности и элегичности, высокой торжественности и развенчивающей сниженности, ораторской приподнятости и задушевной проникновенности) обусловливает его сложную жанровую природу, не определяемую одномерно.

Одной из тем, заявленных в «Смерти Поэта» и получивших свое продолжение в лирике 1837— 1841 гг., явилась тема поэта, его назначения и судьбы — одна из главных в лирике Лермонтова. Уже в « Кинжале» (1838) намечена параллель между поэтом и кинжалом, мысль об их внутреннем родстве как могучих орудиях борьбы за высшие человеческие ценности. Эта параллель получает в «Поэте» (1838) свое развернутое раскрытие. Продолжая традиции декабристов и Пушкина, Лермонтов ставит здесь и новые вопросы, рожденные последекабристской эпохой. В «Поэте» с особой наглядностью проявляется характерная для лермонтовской лирики «связь времен». Своего рода диалог настоящего с прошлым и будущим придает «Поэту» черты исторической масштабности и эпичности.

Новый поворот тема поэта получает в стихотворении «Памяти А.И. Одоевского» (183г9), написанном Лермонтовым при известии о смерти его друга-декабриста на Кавказе. Стихотворение подкупает задушевностью и естественностью разговорных интонаций. Самое ценное для Лермонтова в его друге — вера в людей и в будущее. Его судьба как поэта и гражданина трагична: «И свет не пощадил — и Бог не спас!». И все же «Он сохранил и блеск лазурных глаз, И звонкий детский смех, и речь живую, И веру гордую в людей и жизнь иную».

В стихотворении «Не верь себе» (1839) Лермонтов как бы заново обращается к романтической теме «поэт и толпа», но с далеко не традиционным к ней подходом. Сочувствуя «молодому мечтателю», ценя его способность открывать в своей душе «родник простых и сладких звуков», поэт не склонен презрительно отталкиваться и от «толпы». Она предстает здесь не только как безликая светская масса, нивелирующая личность, но и в своих скрытых драмах, подчас трагедиях отдельных лиц. «Правды» поэта и «толпы» во многом меняются местами, по-своему уравниваются.

Печатью диалогического контрапункта отмечен и «Пророк» (1841), завершающий в лирике Лермонтова тему «Поэт и общество». Лермонтовский поэт, наделенный «всеведеньем пророка», начинает с того, чем пушкинский кончает. Показывая трагизм положения поэта, Лермонтов подчеркивает его верность своим «заветам».

«Дума» (1838) — одно из наиболее значительных стихотворений Лермонтова, посвященных гражданской теме. В первом катрене «я» поэта и его поколение противостоят антитетически: «Печально я гляжу на наше поколенье! Его грядущее — иль пусто, иль темно...»; но уже в следующих четверостишиях «я» поэта сливается с «мы» всего поколения: поэт берет и на себя часть ответственности за его состояние («Богаты мы, едва из колыбели, Ошибками отцов и поздним их умом, И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели...»). Не отождествляя своей позиции с позицией поколения, поэт одновременно ощущает себя и в нем, и вне его.

Эволюция лермонтовского лирического героя, сознающего свою неразрывную связь с другими людьми, особенно отчетливо проявится в пристальном внимании поэта к «простым людям», близким к народу. Тема свободы предстает в лирике Лермонтова как тема ее безнадежной утраты и одновременно — неискоренимости устремлений к ней. Наиболее характерным отражением этого эпохального противоречия становится образ узника. Среди стихотворений этого плана «Узник» (1837), «Сосед» (1837), «Соседка» (1840), «Пленный рыцарь» (1840). Наряду с образом лирического героя в них крупным планом показывается и образ лирического персонажа, как правило, «простого человека», томящегося, как и главный герой, в неволе. Общность страданий сближает их, дает дополнительные силы в узнической судьбе. Но стремление к единению с другими людьми непрестанно наталкивалось на многочисленные барьеры и перегородки, в условиях сословно-иерархического государства почти непреодолимые.

Тема одиночества поэтому остается одной из главных в зрелой лирике поэта. Об этом свидетельствуют стихотворения «Гляжу на будущность с боязнью...», «И скучно, и грустно», «На севере диком стоит одиноко...», «Утес», «Листок», «Выхожу один я на дорогу...». В них — искреннее и глубокое страдание от невозможности преодолеть вынужденное одиночество, стремление вырваться из его трагического круга, жажда обретения «души родной». Этот сложный комплекс чувств и дум с огромной силой запечатлен в стихотворении «Как часто, пестрою толпою окружен...» (1840).

Ot «Бородина» тянется нить к другим лермонтовским стихотворениям, затрагивающим тему человека из народа («Сосед», «Казачья колыбельная песня», «Дары Терека»). Одним из самых значительных является «Завещание» («Наедине с тобою, брат...») 1840 г. Герой стихотворения, скорее всего офицер, выслужившийся из нижних чинов, прошедший суровую школу армейской кочевой жизни, кровопролитных сражений, близок одновременно и к людям из народа, и к лермонтовскому лирическому герою. Искусство поэта здесь достигает иллюзии полнейшей безыскусственности, проза сливается с поэзией, а лирический персонаж — с лирическим героем самого Лермонтова.

Сближение индивидуально-личностного и народного сознания в поздней лермонтовской лирике становится одной из определяющих ее особенностей, например, в «Родине». Художественная структура «Родины» по-своему предвосхищает кинематографический монтаж общего, среднего и крупного планов. Поначалу дается широкий «общий план» родины — в ее понятийно-образном воплощении. Свое признание в любви к отчизне поэт начинает как бы «от противного», заявляя: «Люблю отчизну я, но странною любовью...». «Странность» ее прежде всего в том, что поэта оставляют равнодушным обычные атрибуты величия родины («Слава, купленная кровью...» и пр.). Все они подаются в отвлеченных понятиях, воспринимаемых «рассудком», но не сердцем. А дальше следуют воспроизводимые общим планом, но уже конкретные образы-картины родины, вызывающие глубоко истинную любовь поэта («Ее степей холодное молчанье, ее лесов безбрежных колыханье, разливы рек ее, подобные морям...»). Подаваемые «средним планом» поначалу безлюдные пейзажи постепенно становятся все более «очеловеченными», появляются примеры народного крестьянского быта, а под конец появляется и сам народ. В финале стихотворения изображение переходит в крупный план, в центре которого — простые мужики, показанные в один из праздничных моментов их нелегкой трудовой жизни, и самозабвенно любующийся ими поэт. «Родина» непреднамеренно, но достойно увенчала цикл зрелых стихотворений, опубликованных при жизни поэта. Н.А. Добролюбов писал: «Лермонтов ... обладал ... громадным талантом и, умевши рано постичь недостатки современного общества, умел понять и то, что спасание от этого ложного пути находится только в народе. Доказательством служит его удивительное стихотворение "Родина", в котором он становится решительно выше всех предрассудков патриотизма и понимает любовь к отечеству истинно, свято и разумно».

Литература: