Тема дома-Отечества и России-матери звучит как трагическая. Но человеческая доброта и материнская щедрость помогают выжить детям и в неволе. Война диктует свои первостепенные нравственные ценности, открывает особое духовное измерение, и это тонко почувствовал Твардовский. Мать справедлива, потому что она любит своих детей:
- А мать родную не учить, Как на куски кусок делить, Какой кусок ни скудный, Какой дележ ни трудный.
Даже мельком затронутые проблемы схвачены поэтом с проникновенной мудростью и цепкой меткостью. Анна на чужбине смотрит на пробуждающуюся весеннюю природу:
- Журчал по-своему ручей
- В чужих полях нелюбых,
- И солона казалась ей
- Вода в бетонных трубах
Совершившего ратный подвиг солдата на родине встречает "награда" горькая. Цель его длинной дороги была одна - "дойти до дома", но вместо дома он находит заросшее крапивой пепелище:
- Глухой, нерадостный покой Хозяина встречает. Калеки-яблони с тоской Гольем ветвей качают.
Труд бездомному герою уже не в радость, а только средство "на людях забыться", и отвернул он от читателя свое скорбное лицо: "Вслед за косой качал солдат. Спиной, от пота серой". Современники восхищались простотой поэмы, тем, какая у Твардовского ненавязчивая и вместе с тем виртуозная оркестровка стиха".
Военные темы и мотивы не оставляли поэта по сути до самого конца. "... Для меня этот период представляется таким, о котором всю жизнь хватит думать", - писал он о первой половине 1940-х годов. Среди стихотворений о войне, по всеобщему признанию, у Твардовского есть настоящие шедевры. Таковы "Я убит подо Ржевом" (1945-1946), "В тот день, когда окончилась война..." (1948) и др. Поэту удалось выразить мысли и чувства, волновавшие целое поколение. Он ведет речь о его сокровенных переживаниях, о связи между живыми и погибшими. Уцелевшие на войне, дожившие до самого дня Победы почувствовали себя в этот день чуть ли не бессмертными, а не дожившие остались как бы на другом берегу Леты: "И, кроясь дымкой, он уходит вдаль, | Заполненный товарищами берег".
В "оптимистических" сочинениях послевоенного времени нередко обыгрывалась метафорическая фраза о том, что народная жизнь восстанавливается, как трава. Дескать, нам все нипочем, вытопчи, выжги траву, а она вновь встает после дождя. Тех же, кто говорил о невосполнимости утрат, бичевали за "упадничество". Была подвергнута резкой критике песня старшего друга и земляка Твардовского М. Исаковского "Враги сожгли родную хату" - песня, выплеснувшая безмерную народную печаль. Твардовский в стихотворении об окончании войны выразил негодование по поводу глупого сравнения людей с травой:
- Что ж, мы - трава? Что ж, и они - трава? Нет, не избыть нам связи обоюдной.
Протест этот в глубине своей имеет религиозные корни. Поэт не может принять упрощенной философии охранительной критики, всегда готовой клеить ярлыки. Ощущение связи с ушедшими - не слабость, но проявление внутренней силы, за которой стоит истинное бессмертие: "Не мертвых власть, а власть того родства, Что даже смерти стало неподсудно". Нерасторжимость духовной атмосферы, общей для живых и погибших, предъявляет мощный нравственный императив поэту-лирику, диктует табу на фальшивку: "Еще не зная отклика живых, Я ваш укор услышу бессловесный". Вместе с тем эта связь питала особую внутреннюю раскрепощенность, бесстрашие в сопротивлении полуправде, подкрепляла самостоятельность в выборе позиции:
- Я волен речь вести свободно, Как тот солдат, с кем был в бою, С кем пыль глотал в страде походной И чьим поэтом состою.
Не случайно хрестоматийную известность приобрело стихотворение "Я знаю, никакой моей вины..." (1966). Лирическое "я" здесь принимает на себя общую духовную тяжесть, не покидающую оставшихся в живых фронтовиков:
- Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны, В том, что они - кто старше, кто моложе - Остались там, и не о том же речь, Что я их мог, но не сумел сберечь, - Речь не о том, но все же, все же, все же...
Лирическое осмысление себя во времени и в отношении к трагической эпохе, унесшей миллионы жизней, передано в форме незавершенного силлогизма, прерванного чувством, которое сильнее рассудка. Нет вины перед мертвыми, погибшими "ради жизни на земле", - и она есть, эта вина, ставшая проявлением совести, не склонной к беспамятству. Нет сомнений, что лирический герой Твардовского - ветеран войны. Но сама сбивчивость размышлений, сокровенность переживаний приближают к нему и молодых, тех, кто родился после войны. К ним ни в малой степени не может быть отнесен упрек "не сумел сберечь", но троекратное "все же" и их совестью воспринимается как личное. И потому так велика сила лирического воздействия поэтической миниатюры.
