Творчество Некрасова совпало с эпохой расцвета родной фольклористики. Именно в ту пору, под влиянием общественных сдвигов, происшедших в пятидесятых - шестидесятых годах, народ оказался в самом центре внимания читательских масс. Сам Некрасов постоянно «бывал в русских избах», благодаря чему и солдатская, и крестьянская речь стала с детства досконально известна ему: не только по книгам, но и на практике изучил он простонародный язык и смолоду стал большим знатоком народно-поэтических образов, народных форм мышления, народной эстетики. Все это он усвоил еще в Грешневе, в детские годы, находясь в непрерывном общении с крестьянами и постоянно слыша великолепную народную речь, которая в конце концов... стала его собственной речью.
Но, стремясь к наиболее полному и всестороннему изучению народа, Некрасов, естественно, не мог ограничиться данными своего личного опыта, почерпнутыми в двух-трех губерниях. Он постоянно пытался расширить, укрепить, углубить этот опыт при помощи всех доступных ему литературных источников...
Именно потому, что Некрасов был органически близок народу, фольклор никогда не был для него фетишем. Поэт распоряжался им совершенно свободно, творчески подчиняя его своим собственным - некрасовским - идейным задачам, своему собственному - некрасовскому - стилю, ради чего и подвергал его, в случае надобности, решительной и энергичной трансформации, по-новому переосмысляя его. Раньше всего установим, что к разным материалам фольклора Некрасов относился по-разному... Ибо крестьяне не представлялись ему сплошной, однородной массой; он делил эту массу на несколько разных слоев и к каждому слою относился различно. Симпатии поэта были только на стороне крестьян-земледельцев - тех, кто в его стихах именуются «пахарями»:
- Но желал бы я знать, умирая,
- Что стоишь ты на верном пути,
- Что твой Пахарь, Поля засевая,
- Видит ведряный день впереди.
В этой обширнейшей массе крестьян - и только в ней - Некрасов видел проблески революционного гнева и все свои надежды возлагал на нее. Иногда не без оттенка фамильярной любви он называл пахарей «вахлаками», «вахлачками», «вахлачиной». «Пей, Вахлачки, Погуливай!» «Любовь ко всей вахлачине». «Но радость их Вахлацкая Была непродолжительна».
Когда он писал слово «народ», он всегда разумел только ее, эту многомиллионную массу трудового крестьянства.
Но были среди крестьян и такие, к которым он относился враждебно. Раньше всего это были оторванные от «пашни» дворовые, «люди холопского звания», потомственные помещичьи слуги, которые в тисках многолетнего рабства почти утратили человеческий облик. Многие из них прошли такую долгую школу холопства, что в конце концов полюбили ее, Сделались холопами по призванию, по страсти и стали даже кичиться своим раболепием как доблестью.
Отсюда их высокомерное отношение к «пахарям», не разделявшим их рабьих эмоций.
В поэме «Кому на Руси жить хорошо» Некрасов сам указывал, что барская дворня создает другой фольклор, поет другие песни, чем трудовое крестьянство.
Непримиримую вражду «мужиков» и дворовых изображает в своей поэме Некрасов, который, однако, постоянно подчеркивает, что в нравственном разложении дворовых виновата помещичья «крепь». Отсюда применяемые Некрасовым принципы классификации родного фольклора, каких не было ни у одного из поэтов его поколения, пытавшихся так или иначе приобщиться к народному творчеству.
Встречая среди фольклорных материалов ту или иную народную песню, пословицу, поговорку, он пытался представить себе, из каких кругов крестьянской массы может она исходить. Он видел, что русский фольклор отнюдь не отражает в себе целостного круга воззрений монолитного, сплошного народа.
Для него, если можно так выразиться, было несколько разных фольклоров. Был фольклор, выражавший мысли и чувства «в рабстве спасенного» Якима Нагого, а был фольклор Климки Лавина или той деревенской старухи, которая пела Еремушке свою «безобразную» песню. К каждому из этих фольклоров Некрасов относился различно.
Отсюда четыре приема в его работе над материалами народного творчества, особенно четко сказавшиеся в поэме «Кому на Руси жить хорошо».
Во-первых, даже в самых «благонамеренных» сборниках Некрасов тщательно выискивал приглушенные, редкие, разбросанные по разным страницам проявления народного недовольства и гнева, вызванные тогдашней действительностью (то есть те элементы фольклора, которые вполне соответствовали идейным позициям революционной демократии), и, почти не внося в них никаких изменений, концентрировал их в своей эпопее.
Во-вторых, он брал те фольклорные тексты, которые, украшая и подслащая действительность, находились в вопиющем противоречии с ее реальными фактами, и либо изменял эти тексты, переделывая их так, чтобы они правдиво отражали реальность, либо тут же полемизировал с ними, опровергая их фактами противоположного рода.
В-третьих, он брал такие фольклорные образы, которые могли показаться нейтральными, поскольку в них не нашла отчетливого отражения классовая оценка действительности, и так видоизменял эти образы, чтобы они могли послужить целям революционной борьбы.
В-четвертых, он, опираясь не на букву фольклора, а на его дух, его стиль, сам создавал гениальные народные песни, проникнутые чувством вражды к существовавшему порядку вещей и звавшие к революционному действию («Песня убогого странника», «О двух великих грешниках»). (Из книги «Мастерство Некрасова». Глава «Работа над фольклором») А. И. Груздев
