x x
menu

Соединение в пьесе Островского «Гроза» жанров драмы и трагедии

В развитии драмы должно быть соблюдаемое строгое   единство и последовательность; развязка должна естественно и   необходимо вытекать из завязки; каждая сцена должна   непременно способствовать движению действия и подвигать его к   развязке; поэтому в пьесе не должно быть ни одного лица, которое  прямо и необходимо не участвовало бы в развитии драмы, не  должно быть ни одного разговора, не относящегося к сущности  пьесы. Характеры действующих лиц должны быть ярко   обозначены, и в обнаружении их должна быть необходима   постепенность, сообразно с развитием действия. Язык должен быть   сообразен с положением каждого лица, но не удаляться от чистоты  литературной и не переходить в вульгарность.  Вот, кажется все главные правила драмы. Приложим их к «Грозе». 

Предмет драмы действительно представляет борьбу в   Катерине между чувством долга супружеской верности и страсти к  молодому Борису Григорьевичу. Значит, первое требование   найдено. Но затем, отправляясь от этого требования, мы находим,  что другие условия образцовой драмы нарушены в «Грозе»   самым жестоким образом.  И, во-первых, «Гроза» не удовлетворяет самой   существенной внутренней цели драмы - внушить уважение к   нравственному долгу и показать пагубные последствия увлечения   страстью. Катерина, эта безнравственная, бесстыжая (по меткому   выражению Н. Ф. Павлова) женщина, выбежавшая ночью к   любовнику, как только муж уехал из дому, эта преступница   представляется нам в драме не только не в достаточно мрачном   свете, но даже с каким-то сиянием мученичества вокруг чела. Она  говорит так хорошо, страдает так жалобно, вокруг нее все так  дурно, что против нее у вас нет негодования, вы ее сожалеете,  вы вооружаетесь против ее притеснителей и, таким образом, в  ее лице оправдываете порок.

Следовательно, драма не   выполняет своего высокого назначения и делается если не вредным   примером, то, по крайней мере, праздною игрушкой.  Далее, с чисто художественной точки зрения находим также  недостатки весьма важные. Развитие страсти представлено   недостаточно: мы не видим, как началась и усилилась любовь   Катерины к Борису и чем именно была она мотивирована; поэтому и самая борьба страсти и долга обозначается для нас не   вполне ясно и сильно.  Единство впечатлений также не соблюдено: ему вредит   примесь постороннего элемента - отношений Катерины к   свекрови. Вмешательство свекрови постоянно препятствует нам   сосредоточивать наше внимание на той внутренней борьбе, которая  должна происходить в душе Катерины.  Кроме того, в пьесе Островского замечаем ошибку против  первых и основных правил всяческого поэтического   произведения, непростительную даже начинающему автору. Эта ошибка  специально называется в драме «двойственностью интриги»: здесь  мы видим не одну любовь, а две - любовь Катерины к Борису и  любовь Варвары к Кудряшу. Это хорошо только в легких   французских водевилях, а не в серьезной драме, где внимание   зрителей никак не должно быть развлекаемо по сторонам.  Завязка и развязка также грешат против требований   искусства.

Наконец, и язык, каким говорят действующие лица,   превосходит всякое терпение благовоспитанного человека. Конечно,  купцы и мещане не могут говорить изящным литературным   языком; но ведь нельзя же согласиться и на то, что драматический  автор, ради верности, может вносить в литературу все   площадные выражения, которыми так богат русский народ.

Современные стремления русской жизни, в самых   обширных размерах, находят свое выражение в Островском, как   комике, с отрицательной стороны. Рисуя нам в яркой картине   ложные отношения, со всеми их последствиями, он через то самое  служит отголоском стремлений, требующих лучшего   устройства. Произвол, с одной стороны, и недостаток сознания прав своей  личности, с другой - вот основания, на которых держится все  безобразие взаимных отношений, развиваемых в большей части  комедий Островского; требования права, законности, уважения  к человеку - вот что слышится каждому внимательному   читателю из глубины этого безобразия.

Но Островский, как   человек с сильным талантом и, следовательно, с чутьем истины, с  инстинктивной наклонностью к естественным, здравым   требованиям, не мог поддаться искушению, и произвол, даже самый  широкий, всегда выходил у него, сообразно действительности,  произволом тяжелым, безобразным, беззаконным, - и в   сущности пьесы всегда слышался протест против него. Он умел   почувствовать, что такое значит подобная широта натуры, и   заклеймил, ошельмовал ее несколькими типами и названием   самодурства. 

Но не он сочинил эти типы, так точно как не он выдумал и  слово «самодур». То и другое взял он в самой жизни. Ясно, что  жизнь, давшая материалы для таких комических положений, в  какие ставятся часто самодуры Островского, жизнь, давшая им  и приличное название, не поглощена уже вся их влиянием, а  заключает в себе задатки более разумного, законного,   правильного порядка дел. И действительно, после каждой пьесы   Островского каждый чувствует внутри себя это сознание и,   оглядываясь кругом себя, замечает то же в других. Следя пристальнее за  этой мыслью, всматриваясь в нее дольше и глубже, замечаешь,  что это стремление к новому, более естественному устройству  отношений заключает в себе сущность всего, что мы называли  прогрессом, составляет прямую задачу нашего развития,   поглощает всю работу новых поколений.

Уже в прежних пьесах Островского мы замечали, что это не  комедии интриг и не комедии характеров собственно, а нечто  новое, чему мы дали бы название «пьес жизни», если бы это не  было слишком обширно и потому не совсем определенно.

Мы  хотим сказать, что у него на первом плане является всегда   общая, не зависящая ни от кого из действующих лиц, обстановка  жизни. Он не карает ни злодея, ни жертву; оба они жалки вам,  нередко оба смешны, но не на них непосредственно обращается  чувство, возбуждаемое в вас пьесою. Вы видите, что их   положение господствует над ними, и вы вините их только в том, что  они не высказывают достаточно энергии для того, чтобы выйти  из этого положения.

Сами самодуры, против которых   естественно должно возмущаться ваше чувство, по внимательном   рассмотрении оказываются более достойны сожаления, нежели   вашей злости: они и добродетельны и даже умны по-своему, в  пределах, предписанных им рутиною и поддерживаемых их   положением; но положение это таково, что в нем невозможно   полное, здоровое человеческое развитие.

Таким образом, борьба, требуемая теориею от драмы,   совершается в пьесах Островского не в монологах действующих лиц,  а в фактах, господствующих над ними. Часто сами персонажи  комедии не имеют ясного или и вовсе никакого сознания о   смысле своего положения и своей борьбы; но зато борьба весьма   отчетливо и сознательно совершается в душе зрителя, который   невольно возмущается против положения, порождающего такие  факты. И вот почему мы никак не решаемся считать   ненужными и лишними те лица пьес Островского, которые не участвуют  прямо в интриге. С нашей точки зрения, эти лица столько же  необходимы для пьесы, как и главные: они показывают нам ту  обстановку, в которой совершается действие, рисуют   положение, которым определяется смысл деятельности главных   персонажей пьесы.

teacher

Материал подготовлен с учителем высшей категории

Ильина Галина Сергеевна

Опыт работы учителем 36 лет

Популярные материалы

Рейтинг

0/0 icon

Вы можете оценить и написать отзыв

Делитесь проектом в соцсетях

Помоги проекту!

Есть сочинение? Пришли его нам и мы его опубликуем!

Прислать