Сергей Васильевич Максимов. Анализ произведений

Драгоценнейшее свойство Максимова

Заключается в его близком знакомстве с народом…

М. Е. Салтыков-Щедрин

Максимов, Сергей Васильевич [25.IX (7.X). 1831, Парфентьев посад, Кологривского уезда, Костромской губернии — 3 (16).VI. 1901, Петербург] — писатель-этнограф. Родился в семье уездного почтмейстера. Первоначальное образование получил в народном училище родного посада, затем вместе с А. А. Потехиным учился в Костромской гимназии. В 1850 году поступил на медицинский факультет Московского университета. В Москве состоялись первые литературные знакомства. А. Н. Майков указывал на сильное нравственное влияние на Максимова А. Ф. Писемского: «…его трезвый взгляд на жизнь и искусство сильно подействовали на Вас еще юношей. Он, кажется, первый и указал Вам на изучение жизни русского народа, найдя в Вас нужную для того подготовку, меткий взгляд и разумную наблюдательность»1.

В Москве близко сошелся с членами «молодой редакции» «Москвитянина»: Б. Н. Алмазовым, А. А. Григорьевым и Л. А. Меем. Позднее Максимов писал: «Москве я обязан моими первыми литературными связями, моим литературным воспитанием». В 1852 году Максимов приехал в Петербург и поступил в Медико-хирургическую академию. В 1854-м в журнале «Библиотека для чтения» появился его очерк «Крестьянские посиделки в Костромской губернии», подписанный буквами «С. М.», который открывал серию произведений, посвященных народному быту Верхнего Поволжья, и привлек внимание писателей натуральной школы. И. С. Тургенев в отзыве на очерк «Сергач» отмечал верность и меткость наблюдений, высокую художественность изложения и напутствовал его хождение в народ: «Ступайте в народ, внимательно наблюдайте, запасайтесь свежим материалом! У вас хорошие задатки... Дорога перед вами открыта»2. Молодой писатель прислушался к совету, оставил академию и в 1855 году совершил литературно-этнографическое путешествие по Владимирской губернии. Он прошел по всем тем местам, где обитали «богомазы» (иконописцы) и офени, потом прошел на Волгу, побывал в Нижнем, изучал знаменитую ярмарку, побывал в лесной глуши Вятской губернии. А. Н. Пыпин писал: «Это был один из первых опытов прямого изучения народного быта в молодом поколении того времени». Результатом путешествия были рассказы: «Встреча» (1855), «Кулачок» (1856), «Колдун» (1857), «Повитуха-знахарка» (1859), «Сотский» и др. Изучение опыта народной жизни составило книгу «Лесная глушь», содержащую этнографические зарисовки, небольшие рассказы о людских судьбах. Они складывались в целостное повествование о жизни России. Правдивые рассказы из народного быта читались с большим интересом. «Его книга должна быть настольной книгой для всех исследователей русской народности наравне с трудами Даля, Мельникова, Якушкина и других», – писал Салтыков-Щедрин3.

В середине 50-х гг. морское ведомство организовало несколько этнографических экспедиций. Максимов был послан на Север. Он побывал на берегах Белого моря, добрался до Ледовитого океана и Печоры. Его статьи, рассказывавшие о жизни и быте северного края, печатались во многих журналах. В 1859 году он выпустил объемистую книгу «Год на Севере», принесшую широкую известность автору. Географическое общество удостоило его золотой медали. В 1860—1861 годах по поручению морского ведомства Максимов совершил путешествие на Амур. Свои богатые наблюдения он изложил в капитальном труде «На Востоке. Поездка на Амур». На обратном пути народовед-художник занялся изучением сибирских тюрем. В большом исследовании он рассказал об обитателях «мертвых домов» старых и новых времен. Капитальный труд писателя-этнографа сначала был напечатан под заглавием «Тюрьма и ссылка» небольшим тиражом с грифом «секретно». Позднее он переработал его и в 1871 году издал в трех томах под заглавием «Сибирь и каторга». В этих очерках собран обширный материал по этнографии, истории и статистике тюремной жизни России. Они стали одним из литературных источников рассказов М. Е. Салтыкова-Щедрина, Н. А. Некрасова, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова и др.

В 1862—1863 годах Максимов объездил побережье Каспийского моря и Урал. В результате появился ряд очерков и рассказов, посвященных различным видам местного раскола: «За Кавказом», «Субботники», «Прыгуны», «Хлысты», «Скопцы», «Секта общих», «Иргизские старцы» и др. В 1865—1866 годах по поручению министерства народного просвещения Максимов редактировал произведения для народного чтения. Он написал около 20 книжек для народа, где дано описание различных уголков России: «О русской земле», «Крестьянский быт прежде и теперь», «О русских людях» и т. д. В 1868 году Максимов знакомился с северо-западными губерниями страны, побывал в Смоленской, Могилевской, Витебской, Минской и других губерниях, собрал ценный материал, а позднее напечатал книгу «Бродячая Русь Христа Ради» (1877). В ней изображены различные виды бродяжничества нищих, богомольцев, раскольников-скрытников и христолюбцев. Большой интерес представляют две книги Максимова: «Не спуста слово молвится» (1889) и «Крылатые слова» (1890). В них он разъяснял слова и обороты обиходной речи, первоначальный смысл которых утратился или известен только специалистам.

В 1900 году С. В. Максимов был избран почетным членом Российской Академии наук по отделению русского языка и словесности. В конце жизни Максимов говорил о себе: «Я в самом деле странствовал долго, забирался далеко, видел много и написал много. В деревню я унес свою любознательность. Изучал беспощадную нищету, ласковую и любящую меня с малых лет»4.

Глубокое знание быта и нравов народа, верность деталей и живость зарисовки обеспечили Максимову заслуженную известность и признание в русской литературе. ***

Этнографическая проза С. В. Максимова близка к беллетристике Якушкина, а также восходит, особенно в ранний период творчества, к традициям Гоголя, натуральной школы, Даля и соотносится с прозой Григоровича, Тургенева, Писемского.

Максимов опирается на самобытную народную поэзию, обращается к ней, исследует ее, собирает различные фольклорные жанры, постигает образную стихию народного языка и в широком смысле народную культуру.

Народная культура в широком национальном смысле как художественный компонент вошла во все произведения Максимова и в некотором роде определила их жанровое своеобразие. Это и рассказы, и очерки, и циклы очерков, и художественно-документальный эпос, и «хождения», и художественная этнография «бродяжничества и нищенства», и фольклорно-этнографическое художественное исследование мировоззрения народа, его поэтических верований и легенд, годового круга крестьянских праздников. Характерны для прозы Максимова особые жанры литературных произведений – книги-памятники народной культуры: «Куль хлеба и его похождения», «Бродячая Русь Христа Ради», «Нечистая, неведомая и крестная сила».

Стихия народной речи («крылатые слова») воспроизводится Максимовым на фоне живых картин народного быта, с этнографическими приметами исторического времени, местного колорита. В повседневной жизни, в народных обычаях, ремеслах находил писатель истоки поговорок, присловий, «крылатых слов», подавая их на широком этнографическом фоне, в котором они могли возникнуть: средневековая Русь, крестьянская изба или старинный город Ржев на Верхней Волге, славившийся производством парусной бечевы и корабельных канатов. На фоне местной этнографии, занятий населения Максимов комментирует народное выражение «попасть впросак». Писатель вводит читателя в просторный двор, где расположен «просак» – приспособление для прядения канатов, вращаемое вручную или лошадью маховое колесо, к которому своей бечевой прицепляется каждый молодец. Бечева разматывается, парни пятятся назад, возникает целый веревочный лабиринт: сколько людей – столько нитей снуется, сучится и крутится, как на ткацком станке. «Ходи – не зевай, не попади впросак… вся прядильная канатная снасть и веревочный стан носит старинное и столь прославленное имя – «просак»5. Местная этнография, быт и занятия крестьян поволжских деревень, где они точат «лясы» или «балясы», показаны Максимовым при толковании фразеологизма «точить лясы». Здесь Максимов обращается к элементам, воссоздающим культуру народа, подчеркивает талантливость народа, создающего своеобразное и поразительное украшение, сказочное и фантастическое зрелище. «Усердно и очень серьезно точат (там) фигурные балясины, налаживая их на подобие графинов и кувшинов, фантастических цветов и звериных головок, в виде коня или птицы… Работа веселая, вызывает на песню и легкая уже потому, что дает простор воображению…». Он приводит читателя на берег Волги, в Нижний, во время Макарьевской ярмарки, куда со всей великой реки приплывают затейливо украшенные этими изделиями суда. «Они местами напоминали буддийские храмы с фантастическими драконами, змеями, чудовищами. Местами «выставка» силилась уподобиться выставке крупных по размерам и ярких по цветам лубочных картин, а все вместе очень походило на нестройную связь построек старинных теремков, где балкончики, крыльца, сходы и поволуши громоздились один над другими…»6. Максимов не отрывал родной язык от его носителя – народа, от сферы его живого бытования. Он называл его богатым, сильным, свежим, кратким и ясным. Стихия языка отражала бытовую культуру народа. Уже Пыпин отметил этнографическое значение этих произведений писателя. Нравственные каноны, моральные представления, эстетические вкусы, идеалы народа, по мнению Максимова, как и Г. И. Успенского, связаны с «властью земли», с земледельческим укладом национальной крестьянской жизни.