Когда-то английский исследователь культуры Пиренейского полуострова Обри Фитцджералд Белл справедливо подчеркивал стоицизм, свойственный испанскому народу. "Как бы ни взывали (испанцы) к смерти... значение и ценность жизни всегда акцентируются". Эти слова раскрывают также смысл поэзии Бласа де Отеро; именно поэтому он поставил их эпиграфом к следующему сборнику стихов "Барабанный бой совести" (Redoble de conciencia, 1951).
Стихотворения, вошедшие в эту книгу, создавались в течение десяти лет, т. е. одновременно со стихами из "Свирепо-человечного ангела". Естественно, в них много общего. Только наряду с темой Жизни и Смерти, продолжающей волновать поэта, все более отчетливо на первый план выступает тема "огромного большинства", лишь заявленная им ранее. И еще: Смерть все чаще ассоциируется в поэзии Отеро с покорным бессилием, Жизнь — с героическим сопротивлением, а диалог с богом либо перерастает в единоборство с божественной силой, осмысляемой как сила, враждебная человеку, либо подменяется диалогом поэта с "огромным большинством", с народом.
Сборником "Барабанный бой совести" завершается первый период творчества Бласа де Отеро, становления его поэзии как поэзии гражданского мужества и борьбы. Уже здесь оттачиваются специфические для Отеро средства поэтической выразительности: контрастность образа и композиции, как внешнее отражение изображаемых поэтом противоборствующих сил современности, гипербола, многозначность слова и выражений, повторы, параллельные ряды образов, и, наконец, главное — использование ключевых слов и образов-символов, позволяющих поэту в обход цензуры высказать горькую правду об Испании 40-х годов и пробудить в читателе протест и стремление к борьбе.
В последующие полтора десятилетия Блас де Отеро выпускает одну за другой три книги стихов: "Прошу мира и слова" (Pido la paz у la palabra, 1955), "Разговор начистоту" (En castellano, 1959)' и "Речь идет об Испании" (Que trata de Espana, 1964). Позднее все эти книги были объединены в одну под общим названием "Речь идет об Испании".
Все, что накапливалось годами в сознании поэта, в арсенале его поэтических средств, предстает здесь наиболее рельефно. Являясь закономерным продолжением и итогом предшествующей литературной деятельности Бласа де Отеро, трилогия "Речь идет об Испании" вместе с тем качественно новое поэтическое явление. Прежде всего потому, что отныне поэт твердо стоит на грешной земле. Никаких воспарений к богу, никакого самоуглубления, понимаемого как самоизоляция от мира.
Прежде я глядел в себя.
Ныне мир передо мною.
Прежде — тени и молчанье.
Нынче — солнце над тропою.
(Пер. О. Савича).
Это стихотворение — "Солнце справедливости" (Sol de justi-cia) — декларация не только решения поэта связать все свои помыслы с реальной жизнью народа, но и оптимизма, порожденного этим выстраданным решением. Поэзия Отеро не лишается присущего ей изначально исповедального характера; только это уже исповедь не перед богом, а перед людьми, перед "огромным большинством". На это единство между ним и народом опирается вера поэта в будущее.
Мне может воздуха не хватить,
Воды,
Хлеба,
Я знаю, что мне их не хватит...
Вера пребудет всегда.
(Пер. В. Соколова)
Реальная жизнь врывается на страницы трилогии не только отголосками газетных известий, но и откликами самого поэта на важнейшие события в мире; или именами Назыма Хикмета и Пабло Неруды, собратьев Отеро по перу, борцов-революционеров, преследуемых реакционными правительствами: или географическими названиями — вехами путешествий поэта по старому и новому миру — из Парижа в Москву, оттуда — в Грузию, Ленинград, Африку, на Кубу. По-прежнему в центре его раздумий остается родная Испания, но от того, что в его книгах теперь предстает весь земной шар, тема Родины ооретает лишь большую глубину и конкретность.
Вообще в поэзии Бласа де Отеро конкретность становится едва ли не важнейшим художественным принципом. Чтобы стать поэтом "огромного большинства", недостаточно лишь проникнуться страданиями и чаяниями народа, надо найти и близкий ему поэтический язык. Из поэзии Отеро исчезают нарочитая усложненность, самодовлеющая игра словом. Образный строй не становится от этого примитивнее; напротив, он подчиняется теперь раскрытию внутреннего богатства слова. Искренность и простота поэтической речи, разговорная интонация, эмоциональность и страстность, заложенные в каждом слове и взрывающиеся в какой-нибудь одной удивительной поэтической находке (вроде знаменитого отеровского неологизма espanahogandose, возникшего из простого слияния слов Espana и ahogarse задыхаться),— таковы свойства зрелой поэзии Отеро, такой она предстает перед читателем трилогии.
