В 1830-е годы Пушкин обогатил реализм новым фундаментальным открытием - диалектической взаимосвязью обстоятельств и человека: среда, утверждал он, не всемогуща, человек может противостоять ей. Иначе он станет жертвой обстоятельств, покорно и смиренно принимающей все удары судьбы. Это открытие подтверждал опыт истории: между угнетенными и угнетателями существуют антагонистические отношения, тяжесть порабощения неминуемо рождает бунт и протест.
Пушкин в эти годы, объясняя человека условиями его социальной жизни, стал показывать не только влияние среды на человека, но и его способность восставать против враждебных ему условий жизни. В протесте, в бунте осуществлялось воспитание человека. Мятежность делала его свободным в рабской стране, вселяла веру в собственные силы, «выпрямляла» личность, наполняла ее чувством собственного достоинства . Этот обновленный реализм проявил себя в «Капитанской дочке» в изображении народа, в создании образа Пугачева.
«Капитанская дочка» - не только исторический роман, написанный реалистом, это и роман психологический. Пушкинский психологизм аскетичен, но он играет важную роль в раскрытии характеров, в выявлении идейного богатства исторического повествования. Психологизм проявляется в сложных, противоречивых поступках героев, в диалогах, в Гриневских описаниях поведения человека в определенных ситуациях, в прямых размышлениях мемуариста о своих чувствах и поступках.
В центре психологического исследования - Гринев и Пугачев. Мемуарная форма романа позволяла Пушкину использовать самораскрытие героя. Мы узнаем о думах Гринева, о его тревоге по поводу противоречивости своего поведения - дворянин вступает в «странные приятельские» отношения с Пугачевым и даже испытывает к нему симпатию.
«Я думал также и о том человеке, в чьих руках находилась моя судьба, и который по странному стечению обстоятельств таинственно был со мною связан. Я вспоминал об опрометчивой жестокости, о кровожадных привычках того, кто вызывался быть избавителем моей любезной!» Размышления Гринева передают нам неосознаваемое им стремление найти оправдание Пугачеву, отсюда эти знаменательные слова - «.опрометчивая жестокость».
Приведу еще пример. Гринев в конце романа описывает свое состояние, когда уже стало известно о полном разгроме Пугачева: «Но между тем странное чувство отравляло мою радость: мысль о злодее, обрызганном кровию стольких невинных жертв, и о казни, его ожидающей, тревожила меня поневоле: «Емеля, Емеля! - думал я с досадою,- зачем не наткнулся ты на штык или не подвернулся под картечь? Лучше ничего не мог бы ты придумать». Что прикажете делать? Мысль о нем неразлучна была во мне с мыслию о пощаде, данной мне им в одну из ужасных минут его жизни, и об избавлении моей невесты из рук гнусного Швабрина».
Психологический анализ душевного состояния Гринева, вскрывая искренность и человечность мемуариста, укреплял доверие к его рассказу, увлекал читателя в открытый им мир духовной жизни мятежника, заставляя отказываться от официального представления о Пугачеве. Этот мир раскрывался прежде всего в психологически напряженных столкновениях Гринева и Пугачева.
Вспомним сцену помилования Гринева Пугачевым. Освобожденный от виселицы, Гринев должен присягнуть самозванцу. Создается драматическая ситуация. О своих переживаниях Гринев рассказал довольно подробно. Он не в состоянии поцеловать руку Пугачева. Но Пугачев терпеливо ждет исполнения обряда. Что думает самозванец? Гринев не сообщает об этом - Пушкин не допускает, чтобы Гринев говорил о том, чего он знать не может. Как же в данном случае поступает Пушкин?
Чаще всего он в жесте, в мимике, в движении, в поступке обнаруживает перед читателем скрытый мир внутренних чувств и переживаний героя. И в данном случае он как будто бы прибегает к своему приему. Описывается многозначительная пауза - Пугачев сидел с протянутой для поцелуя рукой, Гринев стоял перед ним на коленях.
Пугачев нарушил напряжение, разрядил грозную ситуацию - опустил руку, усмехнулся, сказал, чтобы Гринева подняли... Но Пушкин не ограничивается на этот раз изображением жестов и движений. Он открывает еще новую возможность проникновения в тайный мир сокровенных чувств - возможность угадывания читателем состояния героя. Для этого нужно создать условия, чтобы читатель мог догадаться, что думает, как переживает человек то или иное событие. И в данном случае эти условия созданы. Мы не можем не радоваться за исход столкновения двух воль, двух убеждений, не можем не чувствовать благодарности к Пугачеву за его поступок, ибо мы догадываемся о нравственном такте Пугачева, о его благородстве, уме и доброте.
Прием угадывания в остро конфликтных ситуациях используется на всем протяжении романа. Психологически интересен эпизод обнаружения Швабриным Гриневского обмана. Обратившись к Пугачеву с просьбой спасти сироту, Гринев сознательно обманывает его, не говоря, что сирота - дочь повешенного капитана Миронова. Швабрин обличает Гринева в том, что тот солгал Пугачеву. Вновь создается взрывоопасная ситуация.
- «Пугачев устремил на меня огненные свои глаза. «Это что еще?» - спросил он меня с недоумением.
- - Швабрин сказал тебе правду,- отвечал я с твердеет и ю.
- - Ты мне этого не сказал,- заметил Пугачев, у коего лицо омрачилось.
- - Сам ты рассуди,- отвечал я ему,- можно ли было
- при твоих людях объявить, что дочь Миронова жива. Да они бы ее загрызли. Ничто ее бы не спасло!
- - И то правда,- сказал сменен Пугачев».
Нам не сообщается, что чувствовал Пугачев, узнав о лжи и обмане Гринева. Но диалог, ко интонации говорящих, но внешние признаки переживания Пугачева так выразительны, что мы догадываемся о душевной буре самозванца. Пушкин обозначает три момента психологического состояния Пугачева: узнав о лжи Гринева, ой устремил на него «огненные свои глаза...» Он гневен и ждет разъяснения, Гринев подтверждает - да, обманул, солгал. И у Пугачева «лицо омрачилось». Нельзя не догадаться, что чувствует оскорбленный Пугачев,- его грубо обманывает человек, которому он верит, которого полюбил, которому с открытым сердцем делал добро. Но Гринев объясняет свой обман страхом, что товарищи Пугачева не пощадили бы любимую им девушку. И умный, душевно деликатный Пугачев понимает справедливость его поступка - он засмеялся.
Создавая психологически острые конфликты, Пушкин принуждал читателя самого убеждаться в благородстве, доброте, человечности самозванца. Неожиданность открываемого духовного мира мятежника, обаяние его личности, невольная симпатия к делам, поступкам и думам Пугачева и рождали ту «чару», по словам Цветаевой, которая завораживает читателя.
