Возникновение повести, последние события которой приурочиваются ко времени архиепископства в Новгороде Василия (1330— i 1352), относится, видимо, к концу XV в. Во второй четверти i XVI в. она была переработана и затем перерабатывалась ещё не-s сколько раз, дойдя до нас в количестве свыше 250 списков XVI— XIX вв. Автором первой переработки, возможно, был переводчик, (толмач) Дмитрий Герасимов, деятельный сотрудник новгородского архиепископа Геннадия по собиранию и переводу библейских книг, ездивший по посольским делам и по делу о составлении пасхалии в Рим.
Повести предшествует предисловие в форме послания Дмитрия архиепископу Геннадию, сообщающее, что Дмитрий благополучно доехал до Рима, где ему поручено было разыскать писание о белом j клобуке. Это писание, по его словам, не заслуживающим, впрочем, доверия, он раздобыл с большим трудом, так как в Риме его тща-с тельно скрывали «срама ради». Книгохранитель римской церкви, Иаков, почувствовав расположение к Дмитрию и снизойдя к его мольбам, сообщил ему, что греческий подлинник повести о белом клобуке, привезённый благочестивыми греками в Рим после паде-, ния Константинополя, уничтожен начальниками Рима, и хранится : втайне лишь римский перевод его. Этот перевод Дмитрий, как он говорит, вымолил у римского книгохранителя и в русском переложении сообщает его Геннадию.
Самая повесть начинается с легендарного рассказа о том, что римский император Константин Великий (IV в.), преследовавший » христиан и римского епископа Сильвестра, сам становится христианином после того, как Сильвестр, крестив Константина, чудесно исцеляет его от проказы. В благодарность за это Константин хочет возложить на голову Сильвестра царский венец, но папа смиренно отказывается от него, и после этого, по указанию явившихся Константину в видении Петра и Павла, царь торжественно в храме возлагает на голову Сильвестра белый клобук.
Испросив у царя золотое блюдо, на котором кладётся царский венец, Сильвестр положил на блюдо белый клобук, хранившийся им в церкви «в наро-чите месте», и надевал его лишь по большим праздникам. То же он завещал делать и своим преемникам после своей смерти. На тринадцатом году своего царствования Константин решил, что там, где установлена «святительская власть», неприлично быть власти земного царя, и, передав папе Сильвестру Рим, переселился в Византию, где и основал «Константинград».
По смерти папы Сильвестра все православные папы и епископы воздавали клобуку великую честь, как заповедал Сильвестр. И так прошло много времени. Но противник человеческого рода, «супостат дьявол», воздвиг некоего царя, именем Карула, и папу Формоза и научил их «прельстити - християнский род своими ложными словесы и учении», и они отступили от православной веры и разорвали «соединение благочестия святыя апостольския церкви» (речь идёт о разделении церквей, к которому, однако, папа Формоз не имел отношения).
Оба они не любили белый клобук и чести ему не воздавали. Клобук был спрятан в церковном приделе, затем новый папа хотел его сжечь, бог же не допустил этого, и решено было клобук отправить в дальние заморские страны, чтобы там надругаться над ним и истребить его. Но клобук был чудесно спасён одним благочестивым человеком и снова возвращён в Рим, где ему, однако, по-прежнему не воздавали почестей. По «повелению божию», переданному папе через ангела, явившегося ему во сне, клобук переслан был в Константинополь патриарху Филофею.
В то время Филофею в ночном видении явился светлый юноша, который, рассказав патриарху историю клобука, велел по прибытии его в Константинополь отослать в Русскую землю, в Новгород, для ношения его тамошним архиепископом Василием: «тамо бо (т. е. в Новгороде) ныне воистину славима есть христова вера». Патриарх с великою честью встретил клобук и положил его на торжественном месте в храме св. Софии до того времени, пока по совету с царём не будет решено, как поступить с ним дальше.
Папа же римский, отпустив клобук, раскаялся в этом и потребовал было его возвращения, но патриарх с проклятием и укорами папе отказал ему в этом. Прочитав ответное послание Филофея и узнав, что патриарх принял клубок с честью и хочет отправить его в Новгород, папа разъярился и впал в болезнь: так он не любил Русской земли из-за того, что она соблюдала веру христову. Его постигли тяжёлые и отвратительные болезни, и смрад великий стал исходить от него. Он до того дошёл, что псом и волком выл и ел собственные нечистоты. И так он окончил свою жизнь.
Между тем патриарх делал попытки удержать клобук в Константинополе, мысля носить его на своей голове. Но в видении ему явились два светлых незнаемых мужа, оказавшихся папой Сильвестром и царём Константином, и запретили ему помышлять об удержании клобука, ибо через некоторое время Константинополем овладеют — за умножение грехов человеческих — агаряне (мусульмане) и осквернят все святыни, как предсказано было при самом основании города (имеется, очевидно, в виду вступление к повести Нестора-Искандера о взятии Царьграда).
· «Ветхий бо Рим,— говорит Сильвестр,— отпаде славы и от веры христовы гордостию и своею волею; в новом же Риме, еже есть в Коньстянтинеграде, насилием агарянским такоже християнская вера погибнет; на тре-тием же Риме, еже есть на Русской земли, благодать святаго духа воссия». «И да веси, Филофие,— продолжает Сильвестр,— яко вся християньская приидут в конец и снидутся во едино царство Рус-кое, православия ради. В древняя бо лета, изволением земнаго царя Констянтина, от царствующаго сего града царьский венец дан бысть рускому царю; белый же сей клобук изволением небеснаго царя Христа ныне дан будет архиепископу Великаго Новаграда, и колми сий (т. е. клобук) честнее онаго (т. е. царского венца), понеже архангельскаго чина есть царский венец и духовнаго суть». Сильвестр велит Филофею незамедлительно отправить клобук в Новгород. Как отнята была благодать от Рима, так отнимется она и от Константинополя, «и вся святая предана будет от бога велицей Рустей земли во времена своя, и царя рускаго возвеличит господь над многими языки, и подо властию их мнози царей будут от иноязычных, под властию их и патриаршеский чин от царствующаго сего града такожде дан будет Рустей земли во времена своя, и страна наречется светлая Росия...»
Проснувшись в ужасе, Филофей много плакал, вспоминая слышанное о белом клобуке и о грядущей судьбе Константинополя, и наутро, после литургии, с честью отправил клобук в Новгород к архиепископу Василию со многими дарами и с «крещатыми» ризами. Василий же в то время, задремав, увидел во сне ангела с белым клобуком на голове. Ангел объяснил ему происхождение клобука, который отныне будет носить он и последующие новгородские архиепископы, и велел утром идти навстречу клобуку. Василий торжественно со всем церковным собором и множеством народа встретил греческого епископа, принесшего в Новгород клобук. И с тех пор утвердился белый клобук на головах новгородских архиепископов. Потом стали приходить в Новгород люди из многих городов и царств, дивились, как на чудо, видя тамошнего архиепископа, ходящего в белом клобуке, и рассказывали об этом во всех царствах и странах.
Повесть о белом клобуке, обосновывающая идею преемственности духовной власти фактом преемственности материальных символов этой власти, исходила из тех же тенденциозных предпосылок, что и повести о Вавилоне и «Сказание о князех Владимирских», написанные на тему о преемственности власти светской.
Наша повесть заняла явно компромиссную позицию. В пору, когда Новгород был покорён Москвой, уже поздно было ему претендовать на византийское политическое наследство: это наследство он уступает «русскому царю», т. е. князю московскому, но право на преемство церковное, как видим, Новгород оставляет за собой. И что очень показательно для понимания этого скрытого компромисса, так это как бы мимоходом брошенная оговорка о том, насколько белый клобук, «архангельского чина царский венец», «честнее» царского венца в буквальном его понимании.
Этой оговоркой повесть не только закрепляла непререкаемый авторитет новгородской церкви, но и утверждала превосходство «священства» над «царством» — тенденцию, во всей своей остроте выдвинутую через полтораста с лишком лет патриархом Никоном в его кончившейся поражением борьбе с царём Алексеем Михайловичем. И недаром поэтому московский собор 1666—1667 гг., низложивший Никона, определил повесть о белом клобуке как писание «лживо и неправо», а об авторе её, Дмитрии-толмаче, отозвался как о человеке, «еже писа от ветра главы своея». Отрицательный отзыв собора о повести обусловлен был и тем, что она приобрела большую популярность у старообрядцев, так как подрывала авторитет греческой церкви, поддерживавшийся никонианами.
Наша повесть, помимо новгородской легенды о белом клобуке, использовала также переводные житие Константина и его подложную грамоту (так называемый «Дар Константина» — «Donatio Constantini»), сфабрикованную, видимо, в VIII в. в интересах папства в его борьбе со светской властью за свои привилегии. Разоблачение фальшивого документа было начато итальянскими гуманистами в XV в., но католические богословы окончательно перестали защищать его подлинность лишь в XIX столетии. Русская повесть при всём том отличается острой противокатолической и противо-папской направленностью, что явилось естественной реакцией на Флорентийскую унию.
В начале XVI в. в Новгороде, при архиепископе Серапионе, возникло сказание о Тихвинской иконе божьей матери, по своему идейному смыслу сходное с повестью о белом клобуке.
