Основное направление развития романа, ведшее к его подъему в XVIII в., лежало в иной области, и у истоков этого основного направления были «Дон Кихот» Сервантеса и его «Назидательные новеллы». Много раз в наших работах вспоминались слова Белинского О том, что Шекспир и Сервантес стоят у начала новой, современной литературы. Эти справедливые слова в полной мере относятся и к роли, которую роман Сервантеса объективно сыграл в истории реалистического романа XVII в.
Обрушиваясь на определенные явления в рыцарском романе XVII в. ив близких к нему развлекательно-авантюрных и галантных жанрах романской прозы, Сервантес противопоставлял им свое произведение - «сочинение... не блещущее выдумкой, не отличающееся ни красотами слога, ни игрою ума...». Конечно, все эти отрицания «заряжены» издевкой: из дальнейших слов видно, что Сервантес в данном случае под «выдумкой» подразумевает самые нелепые приемы фантастики рыцарского романа, под «красотами слога» - нелепейшие примеры помпезного красноречия, под «игрою ума» - претензии на эрудицию, замеченные им у авторов, которых Сервантес презирал. Но даже и таком случае эта пропаганда заведомой простоты очень характерна. Если вспомнить приведенный у Пидаля отзыв Кеведо о «неясности» Гонгоры и его барочных единомышленников, то особенно весомо прозвучит призыв Сервантеса к ясности: «...позаботьтесь о том, чтобы все слова ваши были понятны, пристойны и правильно расположены, чтобы каждое предложение и каждый ваш период, затейливый (это Сервантес допускал) и полнозвучный, с доступною вам простотою и живостью передавали то, что вы хотите сказать; выражайтесь яснее, не запутывая и не затемняя смысла».
В отличие от писателей барокко, которые, по меткому слову Пидаля, стремились скрыть смысл идей своих произведений (а то и не умели их осознать до конца), Сервантес постоянно и в тексте своих произведений, и в программных введениях к ним говорит об идеях своих книг, о наставительном и воспитательном их значении. Надо полагать, в это понятие искусства как средства воспитания входило и представление о необходимости обличать и осуждать определенные стороны испанской жизни, что с таким искусством делается и в «Дон Кихоте», и в «Назидательных новеллах»..
В самом деле, при всем нашем уважении к великим гуманистическим идеалам романа Сервантеса, самым ценным в нем была и остается его критическая тенденция; в ней и заключается сила реализма Сервантеса. Т. Манн в этюде «Путешествие по морю с Дон Кихотом», богатом тонкими наблюдениями над романом великого испанца, полагает, что роман «вознесся над временем не только в силу его всечеловечности», но и в силу «критичности» его автора1, сказывающейся и в таком характернейшем моменте мастерства Сервантеса-романиста, как «юмористический стиль книги». Эту «критичность», временами великолепно замаскированную, Т. Манн замечает во многих эпизодах - особенно в эпизоде с мо-риском, на что, независимо от Т. Манна, указывал в своей работе «Предисловие к русскому переводу «Дон Кихота» известный советский литературовед А. И. Белецкий. «Критичность» Сервантеса великолепно уживается с «комическим пафосом», «патетическим комизмом» (определения Т. Манна), этим важным аспектом изображения действительности в романе, снимающем мнимую значительность того или иного явления или претенциозность того или иного персонажа.
Принято считать, что великое наследие Сервантеса было по-настоящему понято и освоено только романистами XVIII в., в эпоху просветительского реализма. С этой точкой зрения мне хочется поспорить. Я полагаю, что объективно «линия Сервантеса» - конечно, без учета его гениальности и независимо от него самого, так как дальше в большинстве случаев речь пойдет о писателях, которые его и не читали, развивалась именно, в течение XVII в., точнее - в определенных типах романа этого столетия.
Ниже приводится список (конечно, неполный) хронологии романа XVII в. В него не вошли: развитие прециозного романа во Франции, барочного - в Германии и Италии, образцы классицист-ского романа. Точнее говоря, это хронологическая таблица тех родов западноевропейского романа, которые, продолжая некоторые традиции романа ренессансного, стали в XVII в. наиболее полным выражением критического «подражания природе». Наряду с ним приводятся некоторые образцы документальной литературы, только еще превращающейся в литературу художественную, и, наконец, образцы сатирического жанра, исполняющие развитие романа XVII в.
Взятые в целом, романы приведенного типа так или иначе оказываются предшественниками «робинзонады» как характерного мировоззренческого стержня просветительского романа XVIII в., и здесь для понимания не только эволюции жанра, но и его генезиса особенно много дает роман Д. Дефо. Этот гениальный зачинатель романа XVIII в. как бы собрал в своей творческой мастерской типы романов, восходящих к, XVII в. Если «История капитана Сингльтона» прямо граничит с книгами капитана Смита, то «Молль Флеидере» - достойное увенчание пикарески; если «Роксана» типологически близка к романам Гриммельсгаузена, которых Дефо не читал, то «Дневник кавалера», этот недооцененный шедевр Дефо, указывает на еще одну область прозы XVII столетия, оказавшую большое влияние на выработку новых форм реалистического искусства, - на подлинные и фальшивые мемуары XVII в., огромную литературу, прихотливо соединяющую атмосферу иикарескного романа и светского. Венцом всего этого обобщенного использования великого наследия романа XVII в. был новаторский «Робинзон Крузо», в своей теме, однако, связанный с корнями реализма XVII в. уже не только потому, что там и здесь были робинзонады в переносном смысле слова, но и робинзонады буквальные: Симплиций становится одним из первых робинзонов XVII в., и некоторые исследователи (особенно И. Схольте в своих работах) показали, что его появлению на необитаемом острове предшествовали многочисленные робинзонады на немецком и голландском языках, до сих пор не включенные в понятие «литературы XVII века», хотя нет сомнения, что они не менее значительны, чем сочинения фон Цезена или Ульриха Брауншвейгского.
