Рад Вас приветствовать, уважаемые читатели. Я считаю, что, за сколько лет работы в школе мне повезло попасть на адрес: http://free-vulcan-club.com/attila и испробовать себя в азартных играх. Теперь, всего пару часов в день играю, а потом сажусь и пишу для вас интересный материал. Сегодня публикую статью об важных моментах окончания драматургии 30-х годов.
Если в творчестве А. Афиногенова и А. Арбузова этические конфликты обретали преимущественно остродраматическое воплощение, то в пьесе Виктора Гусева «Слава» (1936) при решении тех же противоречий преобладала лирическая тональность.
Погоня за личной славой и тяжелый опасный труд- подвиг во имя спасения людей — таковы полярные жизненные позиции двух центральных персонажей пьесы. Кого из двух друзей пошлют на смертельно опасное задание — остановить взрывом лавину в горах, грозящую смести поселок и гидростанцию? Мотылькова — «самого обыкновенного, ничем не отмеченного в жизни москвича», человека, сознающего всю опасность этого предприятия, но готового выполнить свой долг по спасению людей без выспренных фраз и пафоса? Или Маяка, для которого в тот момент забрезжила слава и вся жизнь как бы сконцентрировалась в одной точке: «Для меня сейчас в этом деле все — или я лечу, или я окончен».
Героический, самоотверженный труд для людей, во имя людей, смерть (если иначе нельзя) с мыслью о людях, об их будущем — вот тот тип характера, который прославляет В. Гусев в своей пьесе.
Постижение природы конфликтов, характерных для 30-х годов, шло различными путями, порождая многообразие жанров: от трагедии до комедии, от героической драмы до лирического водевиля.
Конфликт двух миров все чаще трактуется драматургами как противоречие между нарождающимся социалистическим укладом и старыми, уходящими в прошлое нравами, убеждениями, бытом.
Подводя итоги общей эволюции драматургии 30-х годов, можно сделать в целом позитивные выводы, ибо ей были подвластны широкие социально- исторические перспективы: постижение движения больших масс и в то же время исследование души, сердца человека — строителя социализма. Именно в эти годы закладывались новые традиции, которые многое определят в развитии драматургии последующих лет.
Оценивая эпоху 30-х годов, Леонид Леонов говорил: «Жизнь текла бурно. При громадной, порой вулканической температуре... шли очень большие, стремительные накопления. Жизнь советской литературы тех лет, несмотря на промахи, завихрения, мне представляется сплошным монолитным куском, на который смело можно опереться тем, кто будет потом. Жизнь являла обилие новых и разнородных явлений, писатели жадно впитывали неведомое».
Если посмотреть, к каким результатам пришла советская литература за эти десять лет своего развития, то итог будет весьма внушительным. Утверждая новые гуманистические идеалы, писатели 30-х годов существенно углубили принцип историзма в постижении как социально характерного, так и национально особенного. Развивая мировое эстетическое наследие, художники решительно обновляли арсенал психологического анализа, исследуя не только внутренний мир отдельной личности, но главное — психологию коллективов, больших масс людей, потянувшихся к историческому творчеству.
