В одном из интервью он откровенно заявил, что если бы не стал писателем, то, безусловно, избрал бы профессию учителя. Но учительство писателя – особого рода. Он не стремится навязать свою точку зрения на сложнейшие философские, политические и нравственные проблемы. Он сознает, что в бесконечно усложнившемся мире решение таких проблем не может быть категорическим и однозначным. Поэтому его рассказы и притчи в «Живом примере» - это, как выражается сам писатель, приглашение к «толкованию», к раздумью. Однако, это вовсе не означает, что у писателя нет своей, собственной позиции.
Все дело в том, что выражена она не однозначно и не прямо. К ней ведет длительный поиск, в котором учтено все: время, борьба мыслей в изменяющемся мире, сами события, наплывающие независимо от воли писателя и корректирующие его взгляд на современность.
Все это активно сказывается и на форме воспитательного романа Ленца. Она тоже предельно усложнена, если сравнить ее с классической формой романа того же типа во второй половине XIX или начала XX века.
При анализе неожиданно оказывается, что форма эта ближе к произведениям, более отдаленным по времени, хотя с предшествующей литературой ее связывает высокая интеллектуальность и вообще многое.
Но роман Ленца, тем не менее, во многом схож с «Томом Джонсом» Фильдинга, с его вставной новеллой о «Черном отшельнике», с «Дон Кихотом» Сервантеса (губернаторство Санчо-Пансы), с «Мертвыми душами» Гоголя (повесть о капитане Копейкине), конечно, только по приему, по технике подачи материала.
Социальная и нравственная проблематика всегда была предметом исследования литературы, начиная с эпохи Возрождения. Правда, каждая эпоха относилась к ней по-своему. ХХ век нес в себе новый взгляд и новое отношение к вопросу, и традиции немецкой литературы оказываются здесь настолько плодотворными, что позволяют создавать не только новые формы, но и новый взгляд на проблему. Классический немецкий воспитательный роман, например, «Волшебная гора» Т.Манна, предлагал воспитание героя через дискуссию в экспериментальных, почти лабораторных условиях, далеких от жизни, - в условиях высокогорного санатория. И хотя дискуссии, формировавшие молодого человека, носили умозрительный характер, поправки к ним вносила в итоге сама жизнь.
У Ленца происходит все по-иному: воспитательная проблема ставится на фоне многосложной жизни молодежи, а не отдельного молодого человека, над которым трудятся два «учителя», «живой пример» - это пример из самой жизни, и он обращен к массовому объекту воспитания. И представляет он собой не дискуссию по разным вопросам науки, философии, этики, а «толкования» с разных точек зрения разнообразных поступков, отнюдь не претендующих на героизм. Недаром здесь отметаются хрестоматийные образцы – капитан, торжественно тонущий вместе с кораблем, комендант крепости, решающий единолично вопрос о праве на жизнь своего гарнизона и т.п.
Предлагается иное решение: право на решительный поступок, который, во-первых, должен быть ограничен жизнью и судьбой самого человека; во-вторых – это вопрос совести каждого. Такая точка зрения звучала бы по-экзистенциалистски, если бы проблема не рассматривалась бы на широком жизненном фоне и если бы писатель не помнил о воспитательной функции своего произведения. Но он знает: человек живет не в вакууму, и его Люси Беербаум, решаясь на голодовку солидарности, тем не менее, отнюдь не равнодушна к вопросу о том, получил ли ее поступок широкую огласку, вызвал ли какой-либо резонанс в общественности, в печати? Она и не скрывает того, что хочет привлечь внимание и властей, и общественности к своему добровольному заточению и тем самым привлечь внимание к страдающим в заключении греческим патриотам. Недаром же принимает она и директора института Пича, и журналиста Катулла, уже ослабевшая от голода и болезни, все-таки дает подробное интервью. Как говорил Э.Хемингуэй, «Человек не остров, а полуостров, тысячью нитей связанный с человечеством».
Ленц, по-видимому, так же понимает этот вопрос. Отсюда и его вера в воспитательную функцию литературы, отсюда и поиск «живого примера», т.е. жизни как примера.
При этом новеллы, посвященные Люси Беербаум, имеют несколько измерений: о ней повествует книга биография «Цена надежды», рассказывает Иоганна-экономка, вспоминает сосед Хейно Меркель, судят составители хрестоматии. И это происходит потому, что для автора важны не только события, происходящие с Люси, а сам характер событий, концентрируясь вокруг характера, события способствуют его реализации. А сведения о событиях, добытые «из вторых и третьих рук», только как бы подтверждают достоверность, так как они не принадлежат рассказчику – очевидцу, а зависят от его информаторов. Но это не ведет к релятивизму в оценке поступков Люси, а наоборот, объективирует их за счет дистанции во времени и соотношении фигуры рассказчика и героини. Такая форма придает новеллам и самой фигуре Люси стереоскопический эффект, мы как бы рассматриваем ее со многих сторон одновременно, и это позволяет отнестись к бытию не только как к зеркалу жизни, но и как к зеркалу нравственности. Ведь перед нами не Люси вообще, а Люси в восприятии тех, кто ее знал. И поэтому в разных ракурсах изображения отражается и индивидуальность повествователей. Может быть, потому и предстает изображение таким объемным, несмотря на внешнюю сдержанность, скупость и лаконизм самого изложения.
А фрагментарность биографии Люси, данной лишь в отдельных эпизодах? У Ленца она служит созданию художественного синтеза. И пользуясь ею внешне, он старается преодолеть ее внутренне. История Люси проходит по существу через весь роман, хотя и не подавляет его, не мешает его течению.
Люси и ее поступок – это проблема, «живой пример», который или годится, или не годится в качестве такового для молодежи.
Произведение Ленца – новаторское. И это новаторство порождено всей литературой ХХ века и характерно для нее в целом.
«Ведь жизнь непрерывно изменяется, движется вперед. А вместе с ней и литература, и представления о литературе. Если недавно считалось, что углубление в индивидуальную жизнь, преобладающий в повествовании психологизм, интерес к простому, обыденному, повседневному, даже к мелочам быта – все это приметы искусства, так или иначе уклонившегося от магистрального пути, то ныне литература представляет собой картину «более сложную, менее однозначную» (29, 385).
«Живой пример» З.Ленца – произведение новаторское, если сравнить его с литературой первой половины ХХ века, вписавшееся в литературу времени, вместе с тем продолжающее и развивающее плодотворные традиции, в первую очередь традиции немецкого воспитательного романа, а также традиции европейской литературы в целом.
Таким образом, нами проанализированы два произведения Зигфрида Ленца, написанные в конце 60-х - начале 70-х гг.
В них наблюдается разнообразие художественных средств, которыми пользуется писатель и его связь с классической традицией первой половины ХХ века.
Новаторским стал тот факт, что в романе «Живой пример» Ленц объединяет два жанра – новеллы и повести, причем оба жанра объединяются поисками «живого примера» как в общественно-политическом, так и в нравственно-этическом плане.
Поиски Ленца, как и у Брехта, например, носят диалектический характер: поведение его персонажей (Люси Беербаум) определяется, по словам Брехта, «требованиями борьбы». Внешне может показаться непоследовательным поведение Люси в эпизоде выборов молодежного лидера, а затем ее добровольное заточение и голодная смерть: но во всех этих поступках есть своя логика и мерилом ее оказывается принцип наибольшей продуктивности того или другого шага героя.
Брехтовскую диалектику напоминает и прием отбора «живого примера». Как и у величайшего немецкого драматурга современности, у Ленца нет стремления искать «живой пример» для подражания среди людей выдающихся по моральной характеристике, иконописных по уровню добродетельности, для него интереснее живой, пытливый, ищущий, любознательный человек, как Люси Беербаум или брехтовский Галилей. Поэтому педагоги в «Живом примере» отвергают ходульный героизм, «капитана, идущего ко дну вместе с кораблем» или «коменданта крепости, сражающегося вместе с гарнизоном до последнего патрона».
В романе, в его философской проблематике уже заложено зерно своеобразного отношения автора к пониманию нравственного долга, который, считает писатель, не следует путать с пониманием долга служебного.
Из размышлений писателя в характерном для него ключе нравственных проблем и вышел лучший роман Ленца «Урок немецкого».
Страницы:
1 2
