Лирика Пастернака тоскует по эпосу. Она тоскует по обыденности, по прозаизмам. Пастернак словно ищет возможности в лирике открыться времени. Она словно пожар, словно восстание против устоявшихся жанров и разграничений. И поэтому Пастернак -сын своего времени, времени трех революций, когда все рушилось и все приходило в движение. «Я стал частицей своего времени и государства, и его интересы стали моими», - пишет поэт. Словно с черного хода приходят в поэзию и остаются жить там навсегда все эти «залпом», «взахлеб», «навзрыд», «вдребезги» и «наповал». Образы в лирике рождаются из ниоткуда, из простых созвучий, из случайностей:
- Ирпень - это память о людях и лете,
- О воле, о бегстве из-под кабалы,
- О хвое на зное, о сером левкое
- И смене безветрия, вёдра и мглы...
Поэт дает себе полную волю, которую можно достичь только в своеобразном поэтическом бреду. Однако бред этот принадлежит гению. Словно некто играет на наших глазах сверкающими, возможно драгоценными, камушками в игру, правила которой не ясны нам, но процесс завораживает и гипнотизирует нас. Он чешуи не знает на сиренах, И может ли поверить в рыбий хвост, Тот, кто хоть раз с их чашечек коленных Пил бившийся как об лед отблеск звезд? Скала и шторм и - скрытый ото всех Нескромный - самый странный, самый тихий, Играющий с эпохи Псамметиха Углами скул пустыни детский смех... Многоточие, завершающее этот пассаж из «Темы с вариациями», создает некое разреженное пространство, в котором повисает наш облегченный и восторженный вздох. Стихи Пастернака сотканы из ничего, словно кружева из грошовых ниток, словно музыка из семи нот. Поэт абсолютно свободен в работе с материей слова. Предмет его страсти - жизнь. Но слово - орудие, посредством которого поэт воздействует на нее. Поэзию Пастернака можно назвать экспрессивной, метафорической, непонятной. Можно придумать еще десяток определений. Все равно за ними ничего не будет стоять. Поэт ускользает, как угорь из рук, он все время находится за пределами своих определений. Его талант неуловим и неопределим. Такова мудрость поэзии, и такова ее наивность:
- Какое, милые, у нас
- Тысячелетье на дворе?
- Кто это спрашивает?
- Откуда этот человек?
- Зачем он здесь?
Его соловьиная речь движет и меняет мир. Даль начинает говорить, кусты - спрашивать, тоска - блуждать. Он создает шедевры, они остаются в памяти, проникают в гены, становятся частью жизни. У меня так случилось со стихотворением «Август». Можно назвать это любовью с первого взгляда - чудесным образом сразу после первого прочтения оно вошло в мое сознание, чтобы остаться там навсегда. Я ни с кем не спорил, какое стихотворение у Пастернака лучшее. Для меня, несомненно, это:
- ...Вы шли толпою, врозь и парами,
- Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
- Шестое августа по старому,
- Преображение Господне.
- Обыкновенно свет без пламени
- Нисходит в этот день с явора,
- И осень, ясная как знаменье,
- К себе приковывает взоры.
- И вы прошли сквозь мелкий, нищенский
- Нагой, трепещущий ольшанник
- В имбирно-красный лес кладбищенский,
- Горевший как печатный пряник...
Пастернак сложен и прост, элитарен и доступен, таковы приметы истинной литературы. Часто окружающую действительность
Про название книги Бориса Пастернака «Сестра моя жизнь» Марина Цветаева, подчеркивая исключительность Пастернака, сказала, что так не говорят, так к жизни не обращаются. Так обращался к жизни к брату солнцу, сестрам птицам, брату собственному телу средневековый монах Франциск Ассизский. Пастернак знал об этом. И в наше время мироощущение Пастернака имеет определенные аналогии. Весь облик Пастернака живое воплощение поэзии как удесятеренной восприимчивости, разряженной в ответном чувстве (в стихах). «Милый Пастернак, писала ему Цветаева, Вы явление природы. Бог задумал Вас дубом, а сделал человеком, и в Вас ударяют все молнии (есть такие дубы!)...» Художник, поэт живой орган, живой центр восприятий.
Итак, на первом месте высочайшая восприимчивость, отзывчивость на нравственные впечатления, а не превращение жизни в жизнь поэта. По убеждению Пастернака, подлинному искусству следует всегда «быть в зрителях и глядеть всех чище, восприимчивей и верней». В понимании Пастернака искусство явление нравственной жизни. Достигнув высшей художественной зрелости, Пастернак объявляет единственной задачей искусства правду. Многосторонняя восприимчивость Пастернака (оберегая его от эстетства) обострила в нем внимание к фактам искусства. Музыка, поэзия, живопись были для него не вавилонским смешением языков, не разными языками, а единым языком искусства, в котором все слова равно ему доступны и равно понятны. Когда Пастернаку понадобилось дать «определение поэзии», он не нашел ничего другого как единым взглядом, и слухом, и осязанием невыборочно, подряд охватить окружающее:
- Это круто налившийся свист,
- Это щелканье сдавленных льдинок,
- Это ночь, леденящая лист,
- Это двух соловьев поединок.
- Это сладкий заглохший горох,
- Это слезы вселенной в лопатках,
- Это с пультов и флейт Фигаро
- Низвергается градом на грядку...
- («Определение поэзии»)
Уже в самом начале своего поэтического творчества, при всей тяге к «оригинальности поневоле», Пастернак, сочиняя стихи, составившие книгу «Близнец в тучах», искал в поэзии прежде всего одержательности. В автобиографии он в полушутливой, почти озорной форме сам ыразил особенность своей поэтической работы того времени: «Я ничего не выражал, не отражал, не отображал, не изображал». Человек познает мир через собственную личность, страсть. Человек познает себя через неприложность общего хода вещей. Врачующая неприложность мира сколько раз писал о ней Пастернак: На свете нет тоски такой, Которой снег бы не вылечивал. («Январь 1919 года») Открытие мира у Пастернака всегда есть восстановление единства мира. В «Охранной грамоте», вспоминая свои ранние годы, Пастернак подробно описал, как рождается поэзия из перебоев жизненных рядов, из взаимодействия одних явлений и чувств тех, которые забегают вперед, с другими, которые отстают.
В самом начале поэтического пути, в 1912 году, он нашел для выражения своей эстетической позиции очень емкие слова:
- И, как в неслыханную веру,
- Я в эту ночь перехожу,
- Где тополь обветшало-серый
- Завесил лунную межу,
- Где пруд как явленная тайна,
- Где шепчет яблони прибой,
- Где сад висит постройкой свайной
- И держит небо пред собой.
- («Как бронзовой золой жаровень...»).
- Поэт в зрелые годы напишет:
- Я понял жизни цель и чту
- Ту цель, как цель, и эта цель
- Признать, что мне невмоготу
- Мириться с тем, что есть апрель,
- Что дни кузнечные мехи
- И что растекся полосой
- От ели у ели, от ольхи
- К ольхе, железный и косой,
- И жидкий, и в снега дорог,
- Как уголь в пальцы кузнеца,
- С шипеньем впившийся поток
- Зари без края и конца.
- Что в берковец церковный зык,
- Что взят звонарь в весовщики,
- Что от капели, от слезы
- И от поста болят виски.
Идея безусловного приятия мира, основополагающая у Пастернака, не отвлеченно-умозрительного свойства. Богатство мира вполне предметно, «подробно» и постигается шаг за шагом. Есть в «Сестре» стихотворение «Уроки английского», с той же внутренней композицией, открытой настежь миру, природе. Используя мотивы шекспировских трагедий, Пастернак запечатлел в нем трагический и торжественный момент, когда от человека уходит суетность желаний, включая вчера еще самое важное любовь, когда душа открывается целому творению и проникается вечностью.
Восприятие природы у Пастернака неразительно по точности и проникновению, но природа, будучи самым близким и полным синонимом жизни, не является в этом отношении чем-то исключительным и единственным. Открытое лирическое чувство (любовь) или мир вещей (вплоть до интерьера) выполняют ту же роль. Жизнь шире любого из этих образно-тематических рядов, и каждый из них, становясь непосредственным «предметом» стихотворения, как бы стремится представить и выразить всю жизнь, поэтому они практически взаимозаменяемы и тем более полно являют жизнь в своей совокупности, взаимопроникновении.
И второе. Тема природы (осознанная именно как тема) почти неотвратимо порождает у поэтов натурфилософские вопросы: о саморазвитии природы, о начале и конце человека в ней, о стихии и разуме. Между тем самосознание человека «мыслящего тростника» чувство причастности природе и одновременно отделимости от нее не характерно для Пастернака, точнее он не дает этому чувству простора, воли, так или иначе трансформирует его. Поэтическое восприятие Пастернака позволило «во всем ... дойти до самой сути», раскрыть сложные «вечные» темы.
