x x
menu

Исторические хроники А. Н. Островского

Одной из характерных черт литературы 60-х гг. является расцвет исторической драматургии. Это имело свои причины.

Социальный перелом, который переживало общество, побуждал к осмыслению прошлого, ослабление цензурного гнета привело к публикации большого количества исторических материалов. К 60-м гг. в русской науке утвердилась и получила широкое распространение так называемая государственная школа, связывавшая историческое развитие страны с историей государства и основывавшая периодизацию быта русского общества на представлении об эволюции государства. Наряду с этим направлением, исходившим из переосмысления гегелевской концепции, согласно которой сильное государство – высшее выражение исторической жизни народа, в трудах ряда ученых была сформулирована мысль об истории как проявлении активности народных масс, об особом значении народных движений в социальном прогрессе. В исторической драматургии соответственно преимущественный интерес писателей привлекали к себе две эпохи: конец XVI в.

– эпоха Ивана IV, монарха, всеми средствами насаждавшего неограниченное единодержавие, сильное феодальное государство, и начало XVII в. – эпоха «многих мятежей», крестьянских войн и движений народа против гнета государства, феодалов и закрепощения крестьянства. Среди обильной исторической драматургии, в развитии которой в 60-х гг.

принимали участие многие писатели, – в их числе Д. В. Аверкиев (1836–1905), Н.

А. Чаев (1824–1914), А. Ф. Писемский и другие известные литераторы, – хроники А. Н.

Островского и трагедии А. К.

Толстого выделяются художественным своеобразием и глубиной проникновения авторов в прошлое народа и государства. А. К. Толстой и А. Н. Островский изобразили в своей драматургии явления, близкие по времени.

Однако то, чем А. К. Толстой заканчивает свое драматическое повествование, что, как пугающий призрак возмездия за политические ошибки и попрание человечности, возникает на историческом горизонте в финале его трилогии, непосредственно составляет содержание хроник Островского . В народном сопротивлении властям, движении крестьян и горожан, защищающихся как от внешних врагов, так и от закрепощения и насилий власть имущих, Островский видел не катастрофу, не распад общественных связей, а одно из закономерных проявлений исторической жизни. Островский, много и самостоятельно занимавшийся изучением истории, черпавший свои знания непосредственно из документов и хорошо знакомый с новейшими исследованиями общих и частных вопросов этой науки, особенно интересовался событиями XVII столетия.

По подходу к истории Островский был близок к тем русским ученым, которые считали важнейшей своей задачей изучение жизни народа, его движений и мировоззрения (Ф. И. Буслаев, А. Н.

Пыпин и др.). Такой подход Островского к содержанию исторического процесса придал своеобразие его хроникам, содействовал тому, что в своих исторических пьесах Островский разрабатывал новые формы драматического действия. Независимо от художественных достоинств той или другой хроники Островского его историческая драматургия представляет собою оригинальное и значительное явление в русском искусстве XIX в. «Героем» хроник Островского была непосредственно народная масса. Историческая жизнь народа, трагические коллизии, в которых принимает участие народная толпа, ее страдания, духовные искания и прозрения, подъем ее нравственных чувств и творческой активности – вот что стремился изобразить в своих хрониках драматург. В этих пьесах Островского исторические события, движения народных масс естественно и органично «вырастают» из ежедневной, будничной жизни. Благодаря своему замечательному знанию прошлого страны и умению дать реальное изображение старинного быта, народных типов, найти конкретные проявления характеров людей XVII в.

, их образа мышления и стиля речи, писатель добивался полной иллюзии живой реальности на сцене. Точности изображения жизни народа в исторической драматургии, реальности ее воссоздания он придавал огромное значение, ибо исторический опыт народа представлялся ему неисчерпаемым источником самосознания общества.

Первая историческая хроника Островского «Козьма Захарьич Минин-Сухорук» (1862) была задумана не как трагедия, разыгрывающаяся под сводами царских теремов, не как спор и борьба первых лиц государства, а как происшествие, начинающееся в отдаленном провинциальном городе – в среде мещан, купцов, городского люда – и приобретающее затем общенациональное, историческое значение. Хроника «Минин» изображает, как повседневная мирная жизнь населения Нижнего Новгорода перерастает в сознательное патриотическое движение, как обыватели превращаются в граждан, выделяют из своей среды одаренного руководителя и, преодолевая привычку к инертному подчинению, становятся силой, разрешающей запутанный политический узел, затянутый борьбой сил в верхушке общества, причем драматургическая новизна пьесы Островского состояла в том, что в качестве главной коллизии в ней выступала внутренняя борьба, происходящая в народе.

Пьеса в первой своей редакции завершалась не победой над внешним врагом и освобождением Москвы от оккупантов, а выходом ополчения из Нижнего Новгорода, т. е.

моментом, завершающим перевоплощение нижегородцев в воинов и толпы в войско, моментом включения народа в национальное дело. В последующих исторических пьесах народ предстает как постоянно действующая активная сила общества, противопоставляющая социальному эгоизму господствующих сословий свое чувство справедливости, свободолюбие, а подчас и разрушительный гнев. В пьесах «Воевода» (1865), «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» (1866) и «Тушино» (1867) на сцене действует «бунтующая», выступающая против воевод, бояр, царя народная масса, дается изображение «удалых молодцов» – беглых крестьян, простых людей, врывающихся в царские хоромы во главе толпы, ведущих гражданскую войну, гибнущих на плахе. В хрониках Островского главным художественным элементом, составляющим основу зрелища, стало движение толпы, волнуемой разнообразными, но исторически обусловленными чувствами. Борьба мнений и объединение народа в общем порыве, радостные и горестные чувства, охватывающие сразу целую толпу, и столкновения, битвы отрядов – эти и подобные им другие ситуации исторических пьес Островского требовали нового подхода к театральному зрелищу.

Задачи, которые Островский ставил своими хрониками перед театром, нельзя было решить при отсутствии режиссуры, при ориентации на «солирующих», ведущих актеров и небрежном отношении к ансамблю. Хроники Островского свидетельствовали о том, что драматург предвидел кардинальные перемены в самой организации театрального дела, рассчитывал на эти перемены и ориентировал на них артистов.

Азбивка сюжета на эпизоды, тяготеющие к особой автономности, часто переносящие зрителя на новое место действия, вводящие эпизодических персонажей, в том числе собирательных, характерна для пьес Островского на историческую тему, к которой он обратился в 1860-е гг. Три из них, воссоздающие события Смуты ("Козьма Захарьич Минин, Сухорук", "Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский", "Тушино"), названы "драматическими хрониками ".

В двух последних пьесах нет привычного деления на действия. "Дмитрий Самозванец…

" состоит из двух частей, в первой из них семь сцен, во второй – шесть; в "Тушино" всего восемь сцен. Каждую сцену предваряют список действующих в ней лиц, обозначение места и времени действия, причем при воспроизведении известных событий даны точные даты и локусы – напр. , в "Дмитрии Самозванце…" перед сценой встречи Дмитрия и царицы Марфы указано: "Шатер в селе Тайнинском.

(18 июля 1605 года)". Из 13 сцен этой хроники только две – 6-я и 7-я первой части – не датированы, что только усиливает эффект достоверности: ведь осталось неизвестным, в какой именно день бояре собирались у Голицына или Масальский приехал к опальному Шуйскому. Внешняя композиция сближает хроники Островского с пушкинским "Борисом Годуновым", состоящим из 22 сцен, озаглавленных по месту действия (а также с другими постклассицистическими историческими драмами: "Жакерией" П. Мериме, состоящей из 36 сцен, с "Лорензаччо" А. де Мюссе, где 39 сцен. "Романтическая трагедия" (как назвал Пушкин свою пьесу в упомянутом выше письме к П.

А.Вяземскому) противостояла трагедиям французского классицизма, с их нетерпимостью к "лишним" эпизодам и лицам, неукоснительным соблюдением правила "трех единств". В первом издании "Бориса Годунова" (1831) отсутствовал жанровый подзаголовок, и Н.

И.Надеждин, размышляя, к какому жанру ("фамильному типу") отнести пьесу, сближал ее с хрониками Шекспира и одновременно с историческими романами В. Скотта. Единство пьесы, представляющей собой "исторические сцены", критик видел в "идее поэта"27. В. Г.

Белинский приводил "Бориса Годунова" в качестве примера "эпопеи в драме", "трагедии чисто эпического характера"28. По мнению современного исследователя, "пушкинский "Борис Годунов" является хроникой, несмотря на то, что он назван автором трагедией"29. И в приемах сюжетосложения, и в выборе стихотворного размера Островский во многом следовал за Пушкиным, о чем писал Ф. А.

Бурдину (25 сент. 1866): "… Я уж давно занимаюсь русской историей и хочу посвятить себя исключительно ей – буду писать хроники, но не для сцены; на вопрос, отчего я не ставлю своих пьес, я буду отвечать, что они не удобны, я беру форму "Бориса Годунова".

Таким образом, постепенно и незаметно я отстану от театра" (XI,228). Однако драматург "не отстал" от театра. Работая над второй редакцией "Минина…", он надеялся, что "из него выйдет живая и сценичная пиэса" (из письма к Ф. А.

Бурдину, сер. сент.1866//XI, 227). По сравнению с "Мининым" в хронике "Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский" драматизм сильнее, что отразилось уже в заглавии (названы протагонист и антагонист).

В сюжетной композиции этой лучшей исторической драмы Островского замечателен, в частности, ритм чередования эпизодов: камерных, групповых и массовых; в закрытом и открытом пространстве; структурных (продвигающих сюжет) и свободных, передающих "толки" разных групп персонажей30. В то же время жанровый подзаголовок " хроника " подчеркивал своеобразие произведений, их отличие от других пьес на историческую тему – "драм" (к ним отнес Островский "Василису Мелентьеву", написанную в соавторстве с С. А.Гедеоновым) и "трагедий" ("Смерть Иоанна Грозного", "Царь Федор Иоаннович", "Царь Борис" А. К. Толстого).

П. В.

Анненков назвал две первые части трилогии Толстого "психическими этюдами", где все усилия автора сосредоточены на "обрисовке одного или двух характеров", где он "словно освобождает себя от обязанности заниматься долго всем остальным миром, окружающим его героев"31. Возможно, это суждение слишком категорично, но бесспорны большее соответствие трагедий Толстого, а также "Василисы Мелентьевой", принципу единства действия, его насыщенность перипетиями (как и относительная камерность сюжета). В своих исторических хрониках Островский следовал другой традиции. Есть прямая связь между сюжетно-композиционными особенностями хроник (дробление на эпизоды, разделенные значительными временными промежутками, частая смена места действия, "массовые" сцены и др. ) и стремлением авторов по возможности полно, широко представить минувшую эпоху. В работе над хрониками драматург опирался на многочисленные документы и исторические исследования, а свою задачу художника видел в воспроизведении известных моментов истории: "Историк передает, что было: драматический поэт передает, как было, он переносит зрителя на самое место действия и делает его участником события" (X,138).

Отсюда вытекает отбор для эпизодов тех событий, которые живут в исторической памяти народа, отсюда и неизбежность значительных интервалов между сценами. Так возникает "эпизодная композиция" (термин Д. Диева), основанная "на сочетании целого ряда более или менее самостоятельных эпизодов… "32. Широта охвата жизни сближает драматические хроники с эпосом, легко вмещающим много событий и сюжетных линий.

Страницы: 1 2

teacher

Материал подготовлен с учителем высшей категории

Ильина Галина Сергеевна

Опыт работы учителем 36 лет

Популярные материалы

Рейтинг

0/0 icon

Вы можете оценить и написать отзыв

Делитесь проектом в соцсетях

Помоги проекту!

Есть сочинение? Пришли его нам и мы его опубликуем!

Прислать