Белинский был создателем целостной историко-литературной концепции, охватывавшей в единой картине пути и перепутья истории русской литературы от Ломоносова и Кантемира до Гоголя и «натуральной школы». Концептуальность мышления, стремление каждый факт осознать в контексте целой системы, следственно-причинной зависимости - одно из замечательнейших качеств критики Белинского.
Белинский намеревался создать обобщающий труд с изложением своей эстетической и историко-литературной концепции. О подготовке специального «Теоретического и критического курса русской литературы» он объявил еще в 1841 году. Для этой цели были написаны статьи «Идея искусства» (осталась незаконченной), «Разделение поэзии на роды и виды», «Общее значение слова литература», «Древние российские стихотворения» и др. К курсу могут быть отнесены две статьи о Державине и одиннадцать «пушкинских статей». Труд так и не был завершен. Однако основные черты концепции критика ясны.
В фольклоре Белинский выделял новгородские былины, разбойничьи, удалые солдатские песни, с мотивами гнева и народного возмущения. Фольклор у Белинского как бы растет «навстречу» литературе, которая подхватывает его вольнолюбивые мотивы. Это была совершенно оригинальная точка зрения, сознательно развивавшаяся Белинским в противовес славянофильским теориям. Только как проявление «мнения народного», как голос реального прошлого, фольклор имеет ценность. И по этой линии он никак не антагонист современной литературы, а является ее законным предтечей.
Белинский уловил славянофильскую корысть в прославлении фольклора: славянофилы стремились объявить исконной русской поэзией только «безыскусственный» фольклор и противопоставить его европеизировавшейся современной литературе с ее освободительными и реалистическими идеями. Только таким поворотом борьбы со славянофилами можно объяснить резкие заявления Белинского о том, что одно стихотворение современного истинного поэта-художника перевесит все народные песни, вместе взятые. Критик высоко ценил фольклор («Древние российские стихотворения», 1841), признавал его художественные достоинства. Но при прямом сравнении фольклора с современной поэзией предпочтение всегда отдавал последней. По этой же причине Белинский полемически заостренно говорил о бедности содержания народной поэзии, однообразии ее художественных средств: для своего времени это была единственно возможная поэзия, во многом она эстетически ценна и сейчас, но в целом она - пройденная стадия истории русской поэзии, и на смену ей недаром пришли Пушкин, Лермонтов, Гоголь.
Древнюю русскую литературу Белинский несколько недооценивал и знал ее недостаточно хорошо. Во всех своих статьях он упоминает несколько раз лишь летописи, «Слово о полку Игореве» и «Моление Даниила Заточника». Древняя русская литература вообще тогда была недостаточно известна, памятники еще только открывались, собирались. Мешали правильной оценке ее Белинским три обстоятельства: стремление славянофилов противопоставить допетровскую самобытную литературу современной «искусственной» литературе; представление самого Белинского о том, что петровские реформы решительно отчеркнули старое от нового; древняя литература казалась выражением узости, застоя, консерватизма, поэтому надо было создавать современную литературу заново как «пе-ресадное растение», что и начал делать Ломоносов. И еще,- мешало особое теоретическое соображение Белинского, согласно которому наряду с понятием литература существует еще и, как более ранняя ее стадия, понятие словесность; древняя литература попадала в разряд словесности, а это предрешало ее уничижительную трактовку.
Из разряда «словесности» выпадали только Пушкин и Гоголь. Оставалась в ее составе не только древняя литература, но и литература XVIII века. Дело не в том, что критик просто ошибался и нам только следует признать, что органическое развитие в древней литературе и в литературе XVIII века все же было. Хотя следует признать, что критику не хватало полноты, конкретно-исторического подхода к древней литературе и к литературе XVIII века.
В той новой литературе, которая началась после реформ Петра I и непосредственно с Ломоносова, Белинский открыл много важных закономерностей. Эта часть его концепции самая живая и до сих пор очень ценная. Он прослеживает в столетнем развитии литературы нарастание самобытности, органичности. Как-то скрадываются его неверные заявления о «пересадном» характере этой литературы, о том, что до Пушкина она была «словесностью», а не литературой...
Изумительное, грандиозное здание концепции истории русской литературы выстроил Белинский. В ней приобрели стройное целое плоды всех бывших до него попыток в этой области. В основу своей концепции Белинский положил проблему формирования реализма в русской литературе - того сложного синтеза, о котором смутно догадывался Надеждин и который практически в своем творчестве осуществляли Пушкин и Гоголь и в качестве критиков старались зафиксировать его законы. Русская литература, по Белинскому, с самого своего начала приобрела два русла: «сатирическое» (Кантемир, Фонвизин, Крылов, Грибоедов) и «одовоспевательное» (Ломоносов, Державин, Жуковский). Органически они слились только в творчестве Пушкина.
Развитие русской и мировой литературы критик рассматривал как развитие по направлению к реализму и затем по пути реализма. Классицизм и романтизм оказывались необходимыми ступенями развития национальных литератур. Особенно важен был вклад Белинского в разработку животрепещущей для его времени концепции романтизма. Опираясь на то, что уже сделали в этой области Марлинский, братья Полевые, он внес много и своего, оригинального.
Белинский связывал появление европейского романтизма с «страшными потрясениями» в политической жизни конца XVIII века, когда «революция изменила нравы Европы» («Сочинения Александра Пушкина», 1843; «Тереза Дюнойе», 1847). Он исследовал различные формы проявления реакции на революцию и рационализм, указав на несколько типов романтизма. Один из них представлял своим творчеством Байрон; этот романтизм смотрел «не назад, а вперед». К этому же типу романтиков Белинский относил Ж- Санд, Гюго, Сю, Марлинского, Н. Полевого. С другой стороны, был романтизм, который смотрел назад, обращался к средневековью, мистическому пиетизму, мистицизму, считался «признаком расстроенного воображения». К этому романтизму Белинский относил Новалиса, братьев Шлегелей, Тика, Гофмана, Жуковского («Сочинения Александра Пушкина», 1843; «Николай Алексеевич Полевой», 1846). Белинский очень четко и всегда последовательно проводил различия между этими двумя разновидностями романтизма, указывал на целый комплекс присущих им черт, не сводя их характеристику к односложным упрощенным формулам, хотя больше симпатизировал первому типу романтизма.
Были и существенные недостатки в концепции романтизма Белинского. Вслед за Марлинским он трактовал романтизм в целом слишком отвлеченно, не вполне исторично, как «вечную сторону натуры и духа человеческого» («Сочинения Александра Пушкина», 1843). Иногда он называл эту сторону не романтизмом, а специальным термином «романтика», подразумевая настроение возвышенности в душевной жизни и в творчестве. Романтизм Жуковского он слишком отождествлял с романтизмом «средневековым», недостаточно подчеркивая его новые черты как явления XIX века с повышенной рефлектированно-стью, стремлением воспроизводить русский национальный колорит. К сожалению, Белинский вовсе не упоминал о декабристах, они словно не существуют для него как тип романтизма и как звено в истории русской литературы.
Дело тут не только в цензуре, как объясняют некоторые исследователи. Продолжая по существу гражданское дело декабристов, Белинский по методу мышления был совсем другим человеком, знавшим уроки их горького поражения, обладавшим большим чувством реальности, понимавшим роль народа в истории. Вопрос этот нуждается еще во всестороннем изучении.
