После возвращения Толстого на родину в художническом кредо писателя произошли существенные перемены. О них можно судить по творческой истории романа «Хождение по мукам», писавшегося на протяжении 1919—1921 гг. в антибольшевистском духе.
Тогда он еще не мыслился как трилогия, и его герои мучились не теми проблемами, которые волнуют знакомых теперь всем персонажей широко известного сегодня произведения: «Авторское нерасположение и недоверие к большевикам не только помешало ему увидеть подлинных организаторов народной силы на борьбу с общественным разложением, — оно подсказало ему и несправедливое, глубоко неправильное, злобное истолкование программы социализма и тактики большевиков в 1917—1918 гг.: в первоначальной редакции романа большевики — Акундин, Гвоздев — апологеты казарменного общественного строя; их влияние на массу автор склонен объяснить демагогией; в его изображении они не прочь опереться на разбойничьи, анархистские элементы. Толстой утверждал тогда, что большевики развязали анархию и растворились в ней...». Если согласиться с оценкой вышеизложенных взглядов Толстого в 1919—1920 гг. как «несправедливых», «глубоко неправильных» и т.п., то придется признать, что после возвращения на родину в мировоззрении писателя произошел поворот на 180°. И хотя любой человек имеет право на пересмотр своих взглядов, художника подобная целенаправленная скоропалительная смена ориентиров лишает внутренней свободы, ибо в творческом процессе участвует не один только интеллект. Теперь заранее можно было сказать, что герои книги должны будут прийти к признанию правоты большевиков. И они пришли! Вернее, их привел писатель. Тот самый, что, подтверждая известный закон творчества, заявлял: «Я в самом разгаре работы не знаю, что скажет герой через пять минут, я слежу за ним с удивлением». Но в сложившейся ситуации никаких откровений от героев ждать не приходилось: они говорили то, что было нужно их создателю. Вместо творческого поиска, вдохновенных открытий, неожиданностей наметилась незамысловатая схема: дано — трагедия русской интеллигенции и всего народа в годы революции и гражданской войны, требовалось доказать — только большевики могли их спасти и спасли.
Вступив на путь предвзятости, заданности, любой художник рискует своим талантом. Толстой не стал исключением. Этот сомнительный выбор в последующем привел его к серьезным творческим срывам, к неоправданным призывам пересмотреть давно сложившиеся традиции художественного творчества. Трудно поверить, но Толстой, писатель самобытнейшего и мощного дарования, смог в 1939 г. официально потребовать от Союза писателей поддержки своей малоудачной пьесы «Чертовмост»: «Я говорю не о том, нравится или не нравится кому-либо эта пьеса, а о необходимости ее в нашей борьбе с фашизмом... Брошенная тема — не поднята. Правильно это? Получается более чем странно и непонятно. Еще раз подчеркиваю — меня бесконечно меньше интересуют вопросы чисто эстетические, меня почти исключительно волнуют вопросы проблемные, философские, социальные, поднятые в этой пьесе».
Когда эстетические проблемы творцом отодвигаются на задний план, художник перестает быть художником: «Какими бы прекрасными мыслями ни было наполнено стихотворение, как бы ни сильно отзывалось оно современными вопросами, но если в нем нет поэзии, — в нем не может быть ни прекрасных мыслей и никаких вопросов, и все, что можно заметить в нем, — это разве прекрасное намерение, дурно выполненное». Приведенные слова В. Г. Белинского, не потерявшие своего значения и сегодня, как нельзя лучше характеризуют двигательную силу творчества художника.
В этой области и следует искать ответы на вопросы: Почему от книги к книге в трилогии «Хождение по мукам» угасал талант писателя. Почему остался неоконченным замечательный роман «Петр Первый»? Как могли появиться из-под пера Толстого откровенно конъюнктурные произведения?
Таким образом, вернувшись из эмиграции, писатель создал не вторую редакцию романа «Сестры», как это утверждается в большинстве книг и статей на эту тему, такого романа тогда просто не суидествовало в природе. Он написал новый вариант романа «Хождение по мукам», в котором полностью переменились идеологические ориентиры, исчезли одни герои, появились другие. Только после этого и перед началом работы над продолжением — вторым романом трилогии «Восемнадцатый год» — в 1928 г. оба эти произведения оформились в творческом сознании писателя как части эпопеи и первому роману было дано название «Сестры». «Для того чтобы приступить ко второму тому «Восемнадцатый год», нужно было очень многое увидеть, узнать, пережить, — вспоминал впоследствии А.Толстой. — То, что называется собиранием материалов, неприложимо к этой предварительной работе, потому что, помимо документов, книг, знакомства с участниками гражданской войны, посещения мест, где происходило действие романа, — Царицына, Сальских степей, Краснодара, Кубани, мне нужно было сделать основное, а именно: определить свое отношение к материалу. Иными словами нужно было все заново пережить самому, продумать и прочувствовать».
Толстой предполагал также написать романы «1919 год» и «1920 год». Однако, закончив «Восемнадцатый год», он вернулся к. работе над замыслом трилогии только через десять лет.
В 1937 г. Толстой написал повесть «Хлеб». В ней был описан эпизод гражданской войны — оборона Царицына. Поскольку ею руководил Сталин, то была очевидна идеологическая цель этого сочинения. Из второстепенного малозначащего эпизода в ходе гражданской войны это сражение под пером Толстого превратилось в судьбоносное событие, решающим образом повлиявшее на ход отечественной истории. Писатель готовил свою повесть для включения в горьковскую «Историю гражданской войны». Отсюда также — известная бледность, невыразительность письма, даже в те годы вызвавшего многочисленные критические замечания. Писатель отреагировал на них следующим образом: «Я слышал много упреков по поводу этой повести: в основном они сводились к тому, что она суха и «деловита». В оправдание могу сказать одно: «Хлеб» был попыткой обработки точного исторического материала художественными средствами; отсюда несомненная связанность фантазии». В последующие годы была установлена и мера «точности» исторического материала, и цена его обработки «художественными» средствами. Некоторые персонажи повести «Хлеб» — Иван Гора, Агриппина — стали действующими лицами последнего романа трилогии, которому Толстой дал название «Хмурое утро». Работа над ним началась только в 1939 г.
Заглавие «Хождение по мукам», заимствованное писателем из древней русской литературы, эпиграфы к отдельным частям произведения, такие, как «О, русская земля», настраивают на восприятие произведения былинного размаха и героического характера. В результате книга, задуманная как рассказ о судьбах дорогих писателю героев, приобрела иное звучание: «В роман вступили сначала негромкие, потом ясно различимые, настойчивые, тяжкие и, наконец, все подавляющие шаги истории. В 1927 г., приступая ко второму тому трилогии, Толстой уже впустил во все окна и двери бурю истории, и она забушевала во взбудораженной, трепещущей жизнью книге, завертев, как песчинки, маленькие, милые и отчаянные судьбы героев романа...
Толстой окончил третью книгу трилогии как финал большого исторического романа» (К. Федин).
