Для Пушкина единственным — на всю жизнь — действительным пристанищем, оплотом было его творчество. В творчестве все было для него надежно и высоко: и творческие радости и муки, и самые тревоги творчества. Он мечтает написать произведения в жанрах собственно исторических — историю Петра и историю Пугачева. Он пишет в стихах и прозе, в лирическом, и эпическом, и драматическом роде. 1833 год для него особенно продуктивен. В конце лета этого года он уезжает на Урал для сбора материала по истории пугачевского движения. На пути он посещает Нижний Новгород, Казань, Симбирск, Уральск, Оренбург и другие большие и малые города.
Он усиленно собирает пугачевские материалы и попутно обогащается новыми художественными впечатлениями. Путешествие его — как всякое его путешествие — оказалось богатым интересными встречами, беседами, художественными раздумьями. В сентябре 1833 г. он возвращается из путешествия и на осень поселяется в Болдине. Это была в жизни Пушкина вторая болдинская осень. Она называлась так в память и в сопоставление с первой. Она была почти так же плодотворна в литературном смысле, как и та первая осень 1830 г.
Среди произведений, написанных Пушкиным в течение второй болдинской осени, есть поэма, не столь прославленная, как другие его поэмы, но очень важная для Пушкина, сокровенно ему близкая. Это «Анджело». Белинский относился к этой поэме резко отрицательно, многие другие критики, а также историки литературы тоже ее не жаловали. Иначе относился к ней сам Пушкин. Он говорил о ней Нащокину: «Наши критики не обратили внимания на эту пьесу и думают, что это одно из слабых моих сочинений, тогда как ничего лучше я не написал».
Поэма представляет собой вольное переложение комедии Шекспира «Мера за меру». В последней Пушкина привлекли не только сложные, истинно «шекспировские» характеры — незаурядные личности, высокие грешники, но не менее того и сама тема власти, противопоставление деспотической власти — доброй. Для Пушкина эта тема была особенно близкой и по причинам собственных трудных его отношений с властью, и в связи с постоянно волновавшей его мыслью об отношении власти к сосланным в Сибирь декабристам. Идеалом Пушкина была милосердная власть. К милосердию он призывал власть имущих в «Стансах», тема милосердия громко звучит в финале «Капитанской дочки», она же проходит и через всю поэму «Анджело», определяя ее главный пафос. В одной из ключевых сцеп поэмы ее героиня Изабелла, брата которой велит казнить непреклонный наместник Анджело, обращаясь к нему, прямо говорит о милосердии как о высшей доблести человека, наделенного властью;
- «Поверь мне,— говорит,— ни царская корона,
- Ни меч наместника, ни бархат судии,
- Ни полководца жезл — все почести сии
- Земных властителей ничто не украшает,
- Как милосердие. Оно их возвышает».
В словах героини звучит заповедная авторская мысль. Эта мысль о милосердии и о доброй власти была и в комедии Шекспира (тем комедия и привлекла Пушкина), но там она занимала не столь важное место, как у Пушкина, и звучала отчасти приглушенно. В поэме Пушкина тема власти становится, по существу, единственной и сквозной, а все другие темы и мотивы, которые были у Шекспира, Пушкин в основном отбрасывает. Он отбрасывает и все прямо комическое и остроумное, что есть у Шекспира, излюбленную шекспировскую игру словами, отбрасывает все то в комедии Шекспира, что нарушило бы серьезную атмосферу повествования, которой Пушкин явно дорожит.
Свою поэму Пушкин задумал как произведение серьезного и высокого плана. К тому обязывала его тема и его отношение к теме. В отличие от Шекспира, написавшего комедию, Пушкин обрабатывает шекспировский сюжет таким образом, что у него вместо комедии получается высокая трагедия и высокая идиллия.
Тема милосердия нашла в пушкинской поэме не только словесное воплощение. Она воплощена также и человечески — в образе Дюка. Пушкинский Дюк — это и есть выражение власти, освященной милосердием,— и потому благословенной власти.
Дюк в изображении Пушкина «предобрый», он «друг мира, истины, художеств и наук» и «народа отец чадолюбивый». Правда, у него «слабая рука» и «доброте своей он слишком предавался», по это совсем не мешает ему быть не только идеальным человеком, по и властителем. Для Пушкина одно с другим оказывается глубоко и неразрывно связанным.
Своим Дюком, как это с ним часто бывало, Пушкин намечает некоторые важные последующие идеи русской художественной и философской мысли. Не к пушкинскому ли Дюку восходит сказочный, любимый и идеальный серой Островского Берендей, не признававший в своем царстве кровавых законов? Не напоминают ли идею власти Пушкина русские утопические идеи человечной и безвластной власти, которые проповедовали каждый по-своему и Хомяков, и Л. Толстой, и Щедрин?
Поэма «Анджело» завершается торжеством добра и справедливости. Все кончается по законам милосердия — всеобщим прощением. Прощен даже великий грешник, жестокий сердцем Анджело. Все содержание поэмы, а особенно ее финал — как скрытый за художественным вымыслом авторский призыв, как художественно воплощенная политическая программа автора. Лотман писал по этому поводу: «Милость для Пушкина — отнюдь не стремление поставить на деспотизм либеральную заплату. Речь идет об ином: Пушкин мечтает о формах государственной жизни, основанной па подлинно человеческих отношениях».
